Под шорох наших дизелей - [9]

Но вернемся на землю, в Видяево. Как искренне переживал весь поселок, когда «сарафанное радио» приносило весть, что на одной из лодок боевой службы авария или, не дай бог, кто-то погиб. Всех сплачивал дух цеховой солидарности, жены офицеров аварийной лодки окружались вниманием и заботой.

Один из таких случаев произошел на борту «К-77» 35-й дивизии подводных лодок, возвращавшейся с боевой службы в Атлантике в канун 1976 года. Во время пожара в одном из отсеков была задействована система объемного пожаротушения ЛОХ. Пожар удалось потушить, но от отравления фреоном, использовавшимся в качестве огнегасителя, погибли офицер и старшина. Слухи о происшествии мгновенно достигли Видяева, и те две недели, что понадобились лодке, чтобы преодолеть расстояние от Бискайского залива до дома, запомнились надолго. Одним из офицеров лодки был мой друг, и увидев его, сходящим по трапу в абсолютном порядке, я  был несказанно счастлив. Но возвращение корабля сопровождалось не только слезами радости. Тела погибших не предали морю по старинному обычаю, а бережно доставили (в провизионной морозильной камере) на родную землю. Командование  сделало все, что было в их силах,  дабы  воздать последние почести погибшим. Капитан-лейтенант Анатолий Кочнев был похоронен неподалеку от Видяево на кладбище близ военного аэродрома Килп-Явр, где уже покоился его отец - летчик-испытатель. Тело старшины Пауля Тооса было препровождено на родину - в Эстонию.

Временами, впрочем, наблюдались и другие проявления  внимания. Помню,  как-то в ночь на Новый год из-за несчастной любви повесился  капитан-лейтенант.  Доставленный к месту происшествия начальник политотдела эскадры с прочувствованной скорбью изрек фразу, назавтра облетевшую весь поселок:

- Ну, как же он так?… Как же он так повесился? С 31-го на 1-е. Теперь на весь год замечание…

О  корабельных замполитах мы еще поговорим, хочу лишь, справедливости ради, отметить, что среди них была масса достойнейших людей. Чаще всего они действительно помогали сплачивать  экипаж и поддерживать в нем высокий боевой дух. Порой приходилось удивляться, откуда в «комиссаре» такой задор, тем более, что предшествующие пару-тройку лет он простучал в «козла», исполняя должность бригадного или дивизионного «комсомольца».  Так что попытка  голливудских мифотворцев, да и не только их, малевать образ замполитов исключительно черной краской, выглядит, по меньшей мере, некорректно.

Чего стоил один лишь капитан 2 ранга Геннадий Александрович Мацкевич, ветеран 35-й дивизии, совершивший 18 полугодовых автономок, стоявший полнокровную верхнюю вахту и бывший «родным отцом» как для матросов, так и для молодых  лейтенантов. Последние месяцами жили в его квартире, тем более, что хозяин не часто находился на суше, затыкая бреши в личном составе на чужих подлодках и безотказно подменяя коллег на выходах в море. Случалось и мне побывать в его видяевской квартире, где в это время обретался мой друг. Неухоженность жилища еще раз подтверждала выдающуюся самоотдачу «дяди Гены» на служебном поприще. Я застал Михаила К., известного художника,  за  росписью стены  в  ванной.

- Вот, Геннадий Александрович попросил набросать что-нибудь романтическое, дабы сгладить общую картину запустения.

Ее, надо отметить, значительно усугубляли развешанные под потолком тушки сушеной камбалы, которые дядя Гена ласково величал «мои трупики». «Трупиков» ему регулярно подбрасывали друзья-рыбаки, справедливо считая, что в трудный момент они смогут стать большим подспорьем  для  такого выдающегося холостяка, как Геннадий Александрович. Его личная жизнь чем-то напоминала жизнь П.С.  Нахимова. Она отсутствовала напрочь, ибо без остатка отдавалась флоту. Таких замполитов я больше никогда не встречал. О его необыкновенной доброте и щедрости ходили легенды, впрочем, это видно из сказанного. Единственный раз я видел его возмущенным, да и то, как выяснилось, деланно.

- Представляешь, Серега, Мишка-то каков мерзавец! Я ему доверил ключ от квартиры, попросив взамен лишь одного. Изобразить мне в ванной что-нибудь романтическое, девушку, что ли, симпатичную. И что ты думаешь, он нарисовал?

Я  исполнил сочувствующее недоумение.

- Голого волосатого мужика. Так я теперь боюсь там раздеваться! Единственное приличное место испохабил.

- Так заберите у негодяя ключ и отдайте мне, я вам точно заказ исполню.

- Спасибо, видел я твой Судный день! Пожалуй, Мишкин мужик повеселее будет.

Жизнь текла размеренно, мы бороздили полигоны боевой подготовки, сдавали задачи, участвовали в учениях, готовились к боевым службам, подвергались жестоким проверкам, уходили в море, а, возвращаясь, отправлялись в огромные отпуска, стараясь не превышать 90-суточного предела, чтобы не лишиться полярной надбавки. Деньги, которые никто не копил, их попросту негде было тратить, в отпуске спускались полностью. Что и неудивительно, в отпуске 1977 года я пролетел 23000 км, успев побывать на Тянь-Шане, на Кавказе и в Таллине. Кстати, из Киргизии меня вызвал телеграммой комбриг, и, когда я, демонстрируя высочайшую мобильность, доложил о прибытии в строго указанный срок, то услышал в ответ: