Под Сетью - [4]

Ли Маршалл. В чем суть ваших нападок на Маршалла Маклюэна? Вы писали, что роль метафоры "глобальная деревня" незаслуженно преувеличена, что "истинная проблема заключается, наоборот, в том, что электронное общество -- общество одиноких людей". Вы считаете, что философия Маклюэна слишком легковесна для той славы, которую ей раздули?

Умберто Эко. Маклюэн не был философом, он был социологом с очень тонко развитым нюхом. Будь он жив сейчас, вероятно, писал бы книги, противоречащие тому, что он утверждал тридцать или сорок лет назад. Так или иначе, но его пророчество насчет "глобальной деревни" оправдалось лишь частично, "конец эры Гутенберга" не оправдался вовсе, а самый знаменитый афоризм -- The medium is the message, еще кое-как применимый к телевидению, совсем не работает применительно к Интернету. Ну, может, еще поначалу, когда ищешь тропу к слову "дерьмо", потом к слову "Водолей", а потом к "дерьмо и Водолей", тут уж наверняка "medium" будет "message"-eM. Но когда начинаешь пользоваться Интернетом всерьез, далеко не все редуцируется к факту собственного существования, как в случае телевидения. В конце концов, все сводится к проблеме внимания: нельзя пользоваться Интернетом рассеянно, как смотрят телевизор или слушают радио. Можно перебирать сайты Паутины, но нельзя заниматься этим с небрежностью заппин-ra -- хотя бы потому, что небрежность здесь стоит денег.

Ли Маршалл. В вашем заключительном слове на недавнем симпозиуме, посвященном будущему книги, вы отметили, что "конец гутенберговой галактики", провозглашенный Маклюэном, есть, в сущности, парафраз мрачного пророчества из "Собора Парижской Богоматери" Виктора Гюго, когда, сравнивая книгу со своим обожаемым собором, Фролло говорит: "Ceci tuera cela" ("Она это убьет") -- книга убьет собор, алфавит убьет икону. Произошло это?

Умберто Эко. Собор утратил некоторые свои функции, многие из которых были переданы телевидению. Но он же принял на себя и новые функции. Я тысячу раз писал про то, что фотография взяла на себя главные функции живописи: запечатление человеческих образов. Но она тем самым не убила живопись, вовсе нет. Она освободила ее, позволила пойти на риск. Причем художники и по ею пору могут писать портреты, это им не возбраняется.

Ли Маршалл. Может быть, такого рода заключения -- наша импульсивная реакция на каждый новый зигзаг технологии?

Умберто Эко. Это дурная привычка, которую человечество вряд ли когда-либо изживет. Вроде старого клише насчет неизбежного декаданса в конце каждого века или возрождении с началом нового. Это один из способов организации истории, чтобы она удовлетворила той или иной догме.

Ли Маршалл. Но искусственное деление времени может возыметь свой эффект на коллективное сознание. Вы изучали страх конца, который приобрел массовый масштаб в Х веке. Может, теперь нас точно так же обуяла неуместная вера в новый круг времен, связанный с брезжущей зарей дигитального тысячелетия?

Умберто Эко. Века и тысячелетия -- случайные вехи; не надо быть медиевистом, чтобы убедиться в этом. Но и в самом деле синдромы упадка либо возрождения обычно возникают вокруг символических временных вех. В конце XIX века Австро-Венгрия страдала от синдрома заката империи; есть даже мнение, что именно это обусловило ее конец в 1918 году. Но в действительности этот синдром не имел никакого отношения к fin de siecle: Австро-Венгрия распалась, потому что император перестал быть авторитетом для своих подданных. Следует различать массовые иллюзии и фундаментальные причины.

Ли Маршалл. Случись вам странствовать во времени, вы направились бы назад или вперед? И на какое количество лет?

Умберто Эко. А вы, сэр, случись вам задать этот вопрос кому-то другому, кого бы выбрали в собеседники? Но если серьезно, то в прошлое я уже путешествовал -- разве вы не читали мои романы? Что же касается будущего -- разве вы не прочли это интервью?