— Думаешь, им не хватило бы времени?
Роман спорить не стал и крепко задумался. Действительно, за месяц господины могли много чего сделать — технологии у них имелись.
— И что это может значить?.. — снова подала голос Рената. — Челнок будет нам как-то враждебен? И, постойте, а зачем им было его запускать? Выкрасть у нас, но не разорвать на технологии, а запустить. И почему именно сюда?..
— С последним — проще всего, Рената Дамировна. Скоро, моё вам мнение, мы это выясним.
— Челнок не представляет для нас никакой угрозы, — заверил Буров и сделал паузу, подбирая слова. — Только синтетик. Он — угроза. Серьёзная.
— Хорошо, — Александр Александрович ободрительно хлопнул Нечаева по плечу. — Рома — в арсенал. Рената Дамировна, вам отдохнуть хорошо. И это не просьба. Отправлю Викторию к вам, пусть теперь она ухаживает.
Виктория встретилась тут же, в коридоре. С ней был и Иванов. Роман перекинулся с ним парой слов, тот кивнул и, поддерживая под руку девушку, помог ей пройти в кубрик.
«Правильный кубрик», — подумал парень, глянув на настенное зеркало, зачехлённое противоударной пластиной с подложкой. Он провёл Вику прямо до нар, усадил, учтиво кивнув в ответ на приветливую улыбку Неясовой, и вышел в коридор.
— Что-то понадобится — зовите!
Сказано это было скорее из вежливости. Хотя бы потому, что арсенал, куда он тут же направился, и жилые кубрики находились чуть ли не в разных концах челнока.
Виктория перевела дух и, пусть и не вполне удобно, но всё же улеглась. Потёрла руками лицо, застонала — пластыри при движении кожи на подушечках пальцев бередили мягкие, болезненные ногти.
— Спасибо за заботу, Рената Дамировна.
— Просто — Рената, — капитан смотрела на неё добродушно. — Я не гожусь тебе в матери, значит и в Дамировны.
Виктория ничего не ответила. Лежала и глядела в перекрытие верхних нар над собой. Потом медленно поднялась, опять выдохнула, уставившись в пол. Она походила на перебравшую на День космонавтики сотрудницу ЦУПа, сражающуюся с абстинентным синдромом и стыдом за вчерашнее.
— Меня ещё… ни разу так не… фу-у…
Как сидела, так и сложилась она пополам, раздвинув ноги. Рвотный позыв хоть и вышел и холостым, зато болезненным.
— …не тошнило, — мужественно завершила мысль Виктория и выпрямилась, прикрывая рот.
Выглядела она неважно: под глазами залегли тёмные круги, отчего те казались впалыми, крылья вздёрнутого носика раскраснелись. И дышала она через раз ртом, что тоже не прибавляло ей очарования.
Рената трижды проваливалась в отрывистый, лоскутный сон. Трижды её будили натужные рывки собственного сердца, будто оно вознамерилось силою ударов пробить путь наружу. На шее ему вторили сонные артерии, эхо их пульсации натянутыми вожжами било куда-то в основание затылка. Но, так или иначе, с каждым провалом в короткое беспамятство становилось лучше.
Она повернула голову. Виктория не спала. Лежала в том же положении и смотрела в точку над собой, большим пальцем левой руки попеременно касаясь остальных.
— Рената?.. — позвала Вика, заметив движение.
— Да?
— Ты спала?
— Почти… Скорее да, спала.
Рената отвернулась и тоже уставилась в верхние нары, заменявшие ей сейчас потолок. Ничего интересного. Всё как всегда: серый монолит осточертевшего углепластика… Теперь он надолго заменит ей… что? Потолок белый, тот, что дома, в Бердске? А чем второй лучше первого? Цветом если только…
— А я не могу уснуть, — тихо произнесла Виктория, поддерживая разговор.
Рената вздохнула. И горько усмехнулась. Она понимала, что должна, обязана просто спросить «почему». По долгу службы, пусть она теперь и не медик. По зову натуры, всегда и везде сующей свой не раз калеченный нос. И неважно, что мысли заняты тревогой о подруге. Почему Ординатор перечислил Олю?..
— В капсульном отсеке есть снотворное, если что.
— Я не об этом…
— А о чём?
— Ты никогда не задумывалась где мы… как бы это… — Виктория достаточно долго подбирала нужные слова, — где мы бываем, когда на Земле нас уже нет, но и в другом месте мы ещё не пробудились?
Конечно, Рената об этом думала. И не раз. Едва ли нашёлся бы космопроходец, не размышлявший о тёплой, уютной вате тьмы, из которой тебя выдёргивает безликий Ординатор. А если бы и нашёлся, ему б не поверили. Всякий помнил ту тьму: манящее спокойствие и безмятежность, магнетизм. Быстро и безболезненно высвободиться из неё можно только с помощью Ординатора. О таком не думать — не уметь думать в принципе.
— В последние годы я слишком часто об этом размышляю, Вик… — с тяжёлыми нотами в голосе проговорила Рената.
— Знаешь, мой папа — католик. Такой, что в ортодоксальности даст фору православному патриарху.
— Как его зовут? — отчего-то спросила Рената. Ей вдруг стало жуть как интересно.
— Штефан.
Неясова усмехнулась.
— Что смешного?
— Выходит, ты Штефановна? Немного забавно звучит.
— Нет. У нас нет отчества. Отчество прописывается только в славянских семьях.
— Постой, ты — немка?
— Да. Я б сказала — германка. Так на русском будет правильней.
— Католик в Германии, это как буддист в Исландии, наверное, — предположила Рената и вдруг поняла, что на всём протяжении диалога ни разу не заикнулась. Это наблюдение немного утешило её.
