Под ризой епископа - [7]
Первые уроки. Учитель мелом на доске выводит аккуратные буквы, произносит их, но не громко, отчетливо, ученики хором тянут за ним: «а-а-а», «б-э-э», рисуют грифелем каракули на маленьких черных гладких дощечках. У кого нет досок, пишут на газетах, на страницах старых книг. Случалось, у кого-нибудь в классе появлялась настоящая тетрадь, на обложке которой был пропечатан портрет Пушкина или Некрасова. На обладателя такой редкости все посматривали с завистью как на немыслимого счастливчика.
Вдруг солнце запылало еще ярче, и все картинки исчезли. Мальчик встрепенулся. Саднели щеки, нос, одеревенели губы, по щекам потекли жгучие струйки. То были не ожоги солнца, а уколы снежных иголок, пронизывающих его насквозь. Из разрывов туч светила луна. Метель на мгновение затаилась, словно осматривая свою неустанную работу. Белое обжигающее холодом покрывало окутывало Васю, кошовку, недвижимую Пегашку. Мертвенный лунный свет тысячами бисеринок рассыпался по снежным сугробам. Но Вася ничего этого не замечал. Ему сделалось тепло, словно от какой-то невидимой печки с головы до ног обдавал жар, даже слышно было, как гудит ветер в трубе той печки. И виделось, он, — красноармеец, вернулся с фронта в краснозвездном шлеме. На груди горит орден и алый бант, точно такой же, какой был у отца в день первого сева на колхозном поле. Снова ярко светит то же солнце, огромное и горячее, откуда-то доносятся звуки военной трубы. Вася важно шагает по улице Костряков и щедро раздаривает мальчишкам красные банты. Ах, как славно чувствует себя Вася, а главное, ему тепло, даже жарко!
В снежной кутерьме Архип долго пытался наладить завертки, но руки не слушались, словно чужие. Он давно снял из-под шубы свой дырявый пиджак, выгреб из-под снега Васины ноги и завернул их. Сам же, ссугорбившись, топчется возле повозки, чтобы окончательно не окоченеть. Тупо уставившись на кошовку, вспомнил, как на себе прикатил ее, уже старенькую, на колхозный двор: хозяйство его так и осталось безлошадным. Сколько дорог изъездили на этой кошовке его дед и отец, а также он сам, а теперь пришло — хоть брось. И как это он не удосужился проверить ее там, на конном дворе? Сильный порыв ветра вывел Архипа из оцепенения. Он решил, что не все еще потеряно, надо найти какую ни то деревню, позвать на помощь. Увязая в снегу, он ринулся от повозки и растворился в беспросветной мгле. Ему казалось, что он идет вперед уверенно и споро, а на самом деле он брел, еле передвигая ноги, все медленнее и медленнее, невеликие силы иссякали с каждым шагом. Наконец он совсем занемог, тоскливо оглянулся назад — повозки не виднелось. В глазах рябило, голова кружилась, словно от угара. Страх охватил его от мысли, что в деревню ему не дойти, не найти теперь и Васю с кошовкой. Тело забила мелкая дрожь.
Еле угадывая собственный, быстро заметаемый снегом след, Архип медленно пошел назад, с надеждой всматриваясь в темноту. Кошовку словно сдуло снежной заметью. Какую же глупость он спорол, дурья башка! Ведь погибнет парнишка.
Конюх уже не шел, а полз. Полз все медленнее, потом замер. Полежав, поднял голову и не поверил собственным глазам: в нескольких шагах сквозь снежную завесь он различил смутное пятно повозки. «Вася-а!» — крикнул он, как ему показалось, во все горло, и уткнулся головой в снег. Долго лежал в забытьи. Теперь уже и на расстоянии одного шага никто бы не смог отыскать и увидеть его под толстым снежным покровом. Вдруг что-то толкнуло его в грудь. Архип напрягся, пополз, и… вот она, кошовка, а в ней — Вася. Рукавица из овчины, покрывшаяся льдом, уже коснулась повозки, и снова он провалился в забытье.
С рассветом их, закоченевших, нашли в поле проезжающие лесорубы. Архип очнулся в больнице к вечеру, а Вася еще с неделю не приходил в себя, лежал пластом в полном беспамятстве.
Когда разговор был закончен, Ковалев, попрощавшись с Архипом Наумовичем и Васей, вышел из больницы. Перед глазами бесформенными комьями снега маячили забинтованные руки старика. Настроение было не из веселых: пролетело полдня, а сдвигов — никаких. Конечно, встреча с конюхом и сыном председателя была не бесполезна, кое-что ему все же удалось выяснить, и кто знает, может, это в дальнейшем откроет дорогу к фактам, связанным с исчезновением председателя. Ковалеву, однако, не терпелось как можно скорее отыскать сами факты. Он попридержал коня, закурил, отвернувшись от ветра, стал размышлять. С кем бы сейчас поговорить, чтобы побольше выяснить или хотя бы уловить ту невидимую ниточку, о которой так много говорят опытные чекисты? А может, все это лишь красные слова, на деле же и нет их, этих ниточек? Что можно еще предпринять? Ковалев вспомнил, что, согласно карте в кабинете начальника, на пути в Костряки должен быть сельский совет. Не поговорить ли с его председателем? Уж он-то, во всяком случае, должен знать, что вершится в окрестных селениях.
Председатель Семен Кузьмич Саблин сидел в жарко натопленной избе сельского совета и набивал махоркой папиросные гильзы. Услышав, что кто-то подъехал, он подошел к окну и увидел городскую кошовку и сидящего в ней военного. Кого это нелегкая несет в такую пору? Вроде бы все планы выполнили и сельсовет не на плохом счету у районного руководства. И все же вот приехал кто-то. Но почему военный? На всякий случай он гостеприимно выбежал навстречу, ухватил лошадь за узду, отвел к коновязи, где постоянно лежала приготовленная охапка сена. Ничего не спрашивая, провел Ковалева в сельсоветскую избу, где все еще топилась железная печка-«буржуйка». Вдоль стен стояли скамейки, в простенке около стола висел телефон. От запаха варившейся картошки Димитрий невольно проглотил слюну, уселся на табурет, предложенный хозяином, и распростер руки над пышущей жаром «буржуйкой». Тепло разом сморило его. Меж тем хозяин устроился напротив и вопросительно поглядывал на приезжего серыми глазами из-под надвинутой на лоб кожаной шапки. «Такая же добротная шинель, вот ростом, пожалуй, чуть выше, — сравнивал председатель гостя с собой, — А по годам — зеленый мальчишка».
Тропы повсюду. Тропы пронизывают мир – невидимые муравьиные тропы, пешеходные тропинки и дороги между континентами, автомагистрали, маршруты и гиперссылки в сети. Как образуются эти пути? Почему одни втаптываются и остаются, а другие – исчезают? Что заставляет нас идти по тропе или сходить с нее? Исходив и изучив тысячи вариаций различных троп, Мур обнаружил, что именно в тропах кроятся ответы на самые важные вопросы – как сформировался мир вокруг нас, как живые организмы впервые выбрались на сушу, как из хаоса возник порядок и, в конце концов, как мы выбираем нашу дорогу по жизни. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Март 1919 года. Все говорят о третьей волне испанского гриппа. После затишья, оно длилось всё лето, и даже думали, что с пандемией покончено, ограничения стали очень суровы. Но, чёрт возьми, не до такой же степени! Авантюрист Джейк Саммерс возвращается из Европы после очередного дела – домой, в окрестности Детройта, где с недавних пор поселился вместе с компаньоном. Возвращается один: ловкий прошмыга (и будущий писатель) Дюк Маллоу застрял в карантине – не повезло кашлянуть на таможне. Провинциальный Блинвилль, ещё недавно процветающий, превратился в чумной город.
Князь Сергей Сергеевич Оболенский, последний главный редактор журнала «Возрождение», оставил заметный след в русской эмигрантской периодике. В журнале он вел рубрику «Дела и люди»; кроме того, обладая несомненным литературным талантом, с 1955 г. под своим именем он опубликовал более 45 статей и 4 рецензии. Наша публикация знакомит читателей с полной версией книги «Жанна – Божья Дева», которая, несомненно, является главным итогом его исследовательской и публицистической деятельности. Многие годы С. С. Оболенский потратил на изучение духовного феномена Жанны д’Арк, простой французской крестьянки, ставшей спасительницей своей Родины, сожженной на костре и позже причисленной клику святых Римско-католической церковью.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
В представленной читателю книге журналиста, писателя и профессора EPFL (Федеральной политехнической школы Лозанны) Эрика Хёсли соединилось профессиональное, живое перо автора и его страсть к научной работе. Подробно и глубоко он анализирует историю, которая, по его мнению, превосходит любой вестерн – великий поход в Сибирь и завоевание русского Севера. Перед нами не только архивные страницы этой эпопеи, – хотя фактическая сторона дела написана очень скрупулезно и сопровождается картами и ссылками на архивы и документы, – но интерес автора к людям: их поступкам, мотивам, чувствам, идеям и делам.
Кажется, кровопролитным «индейским войнам» на Западе США никогда не будет конца. Белые и краснокожие, осатанев от взаимной ненависти, безжалостно истребляют друг друга. Правда, десятилетнюю Джоанну Леонбергер, как и других белых детей, индейцы увезли с собой, чтобы воспитать в своих племенных традициях. Капитан Кидд, ветеран многих войн, привык жить сегодняшним днем, странствуя от поселения к поселению, где он зарабатывает публичным чтением газет для малограмотных покорителей Дикого Запада. Но на этот раз у него другое, более выгодное задание – сопроводить Джоанну через весь Техас к дяде и тете, которым чудом удалось разыскать и выкупить ее у индейцев. Они едут через бескрайние прерии – старик, умеющий стрелять без промаха, и девочка, не знающая ни слова по-английски.