Под развалинами Помпеи. Т. 2 - [49]

Из-за Ливии Агриппа Постум был противником и ее сына, Тиверия, так как по смерти Августа последний должен был сделаться императором. Понятно, что эта женщина старалась сделать его неопасным для своего сына. Будучи настоящим злым гением всего семейства Августа, Ливия сумела добиться того, что он сделался публичным обвинителем Агриппы Постума, которому он приходился дедом, причем не обратил внимания ни на юный возраст Агриппы, ни на то, что это был последний отпрыск мужского рода того самого Марка Випсания Агриппы, благодаря победе которого при Акциуме он мог увенчать себя императорской короной.

Как же поступил в данном случае этот великий государь, прославленный многими историками?

Он уничтожает акт усыновления Агриппы Постума, утвержденный законным порядком, создав предварительно закон для уничтожения таких актов; требует, чтобы Агриппе было отказано в праве наследования имущества, доставшегося ему от отца и предков, и приказывает то имущество, которым он уже владел, отобрать в военную казну, откуда никакие суммы не могли быть получены обратно, так как они делились между солдатами.

По его желанию преступного внука отправляют в ссылку на уединенный и пустынный остров, где его лишают всякой свободы, то есть заключают навсегда в темницу, постоянно охраняемую стражей. Кроме того, он настаивает на том, чтобы сенат принял постановление, на основании которого Агриппа Постум никогда и ни при каких обстоятельствах не мог быть возвращен оттуда.

В угоду императору сенат принял такое постановление, которое может быть названо вполне варварским, так как оно было хуже приговора к смертной казни.

Тацит прав, приписывая осуждение Агриппы Постума главным образом интригам хитрой и злой Ливии, имевшей почти неограниченное влияние на старого императора, любившего эту женщину до безумия.

Местом ссылки и заточения несчастного юноши был назначен остров Пианоза, называвшийся у древних римлян Planasia.

Остров этот, покрытый лесом и плодородный, но населенный ныне одними лишь рыболовами, находится в Средиземном море, близ небольшой группы островов, лежащих у устья Омброны и называемых Формиколеди-Проссето.

Во время нашего рассказа оттуда вывозился большими массами гранит, а существующие до сих пор на этом острове развалины древнего храма дают право предполагать, что когда-то Пианоза не имела такого жалкого вида, как в настоящее время. Несомненно то, что она служила местом строгой ссылки, что туда был отправлен Агриппа Постум, сын Марка Випсания Агриппы и наследник трона цезарей, и что он там оставался, всеми забытый, долгое время.

На остров Пианоза повезли Агриппу несколько дней спустя после отъезда Публия Овидия Назона в скифскую Томи и после отправки жены Луция Эмилия Павла на пустынный остров Адриатического моря. Из Соррента внука императора увезли, как простого преступника, не дозволив ему проститься ни с кем из знакомых и оставив при нем, в виде величайшей милости, одного лишь слугу, верного и преданного ему Клемента.

Когда страстное желание Ливии наконец исполнилось, то есть когда Юлия и Агриппа находились уже в местах своего заточения, эта благочестивая матрона, милосердная супруга Августа, вздохнула свободно и, по своему обыкновению, начала громко выражать свое глубокое сожаление о судьбе несчастных; а так как в подобных случаях она имела привычку привлекать на свою сторону общественное мнение какими-нибудь благодеяниями, то поспешила дать свободу Проциллу и Амианту за оказанные будто бы ей этими невольниками важные услуги.

Но бедному Амианту не пришлось воспользоваться своей свободой. С той поры, как он был оторван от младшей Юлии, он предался самой глубокой меланхолии. Он избегал всех своих товарищей, постоянно тосковал, плакал и окончательно разрушил свое здоровье. Он скрыл от всех причину своего горя, и когда Ливия, сожалевшая о нем, просила его иногда, с целью развеселить его самого, спеть ей что-нибудь, она замечала, что его голос ослабел, лицо болезненно изменилось и вместо прежнего здорового цвета покрылось зловещими пятнами; а на вопрос ее о причине его болезненного и грустного вида она получала от него всегда один и тот же ответ, сопровождавшийся печальной улыбкой, что он чувствует себя хорошо.

Но он потухал, как лампада, лишенная масла, и в скором времени испустил последний вздох.

Вся императорская фамилия сожалела о нем, так как его судьба, действительно, возбуждала к нему сожаление: никто никогда не знал, какой червь подточил это молодое деревце.

Ливия пожелала, чтобы пепел ее красавца анагноста покоился в гробнице ее вольноотпущенников, и приказала на его урне сделать надпись; а так как сильным мира сего масса всегда верит, то нет сомнения, что римский народ и в этом акте августейшей женщины видел лишь доказательство ее великодушия.

Глава тринадцатая Хирограф

В то время, когда происходили события, описанные в предшествовавших главах, Неволея Тикэ, находившаяся, как нам уже известно, в доме Ливии, все еще считалась невольницей. Ей и в голову не приходило требовать признания ее прав, как вольноотпущенницы, и это объяснялось двумя причинами. Первая, и самая важная, заключалась в том, что она не имела возможности доказать свои права на свободу без помощи своей прежней госпожи, младшей Юлии, которая в это время уже находилась в ссылке. К тому же и хирограф, свидетельствовавший об освобождении Неволен Тикэ, находился в руках Мунация Фауста. Вторая причина состояла в том, что Тикэ знала, на каких условиях ей дарована была свобода, и опасалась, что предъявлением своих прав она может вызвать расследование дела, возбудить подозрения против ее Фауста и вмешать его в процесс по реджийскому заговору.