Под радугой - [25]

И вдруг полог, как от сильного ветра, отлетел, и в белом шелковом подвенечном платье его жены Мирл, — Арка сразу узнал его, — выскочила в комнату испуганная дочь Степанихи… За ней, широко распахнув руки, вышел красный от возбуждения петлюровец. Арка сорвал с пояса гранату. Он вспомнил о Шамиле. «Вот тут она мне пригодится!» Петлюровец высадил стекло и выпрыгнул на улицу. Дочь Степанихи визжа выпрыгнула следом за ним. Арка отступил к дверям. Из-за полога вышел второй петлюровец. Арка поднял гранату, второй петлюровец как и первый, подскочил к окну. От страха и спешки он застрял в нем. Но через минуту его уже не было.

Думая, что здесь находится целый отряд, что сейчас выскочат еще петлюровцы, Арка отошел к самой двери и быстро сорвал кольцо с гранаты. И в эту минуту подошла к нему Мирл с ребенком на руках. Ребенок спал и держал ручонку на ее обнаженной груди. Между розовыми пальчиками билась голубая жилка. Арка видел Мирл, словно в тумане. Хотел крикнуть, но не мог… Может быть, все это ему кажется? И вдруг он вспомнил, что сорвал кольцо с гранаты, что у него в руках смерть всех этих людей и его собственная. Через три минуты граната взорвется!

Мирл его узнала и вскрикнула. Ребенок проснулся и посмотрел прямо на него. Арка, ничего не понимая от ужаса, приготовился бросить гранату в окно, но в эту минуту в окне возникла фигура Шамиля. У Арки потемнело в глазах. Мирл испугалась всадника и бросилась к Арке. Он хотел ей крикнуть, кинулся к дверям, но в это время граната, стукнувшись о дверь, взорвалась.

…Бой произошел в ту же ночь, на пол пути между хутором и местечком. В полночь, когда бой окончился, бойцы и командиры пришли проститься с тем, что осталось от Арки.

Шамиль сказал:

— Хороший человек был Арка…

На следующий день кавалерийская часть ушла вперед.

1934

Красногвардейцы и Ленчик

1

Листья, ярко-красные и оранжевые, отрываются от ветвей и беспомощно никнут к земле…

Это было во второй год революции. По железнодорожным путям шли красновагонные составы. Листья, сорванные воздушной волной, летали мимо красных с белыми крестами дверей, возле черных колес, падали на рельсы, отстав от поезда.

Пелагея смотрела в полуоткрытую дверь вагона на мелькание листьев и поминутно оглядывалась на Лейбу. Он лежал в темном углу вагона, и она видела только белые бинты, закрывавшие его лицо. Время от времени он открывал незабинтованный глаз, смотревший из-под густой черной брови. Еще немного, и он остался бы навсегда там, верстах в сорока отсюда, где только что отгремел бой.

Рядом с Лейбой лежит Антон Шатюк. Он ранен в живот и глухо стонет, жует рыжий волос своей редкой бородки.

Стучат, дрожат, тянутся рельсы, как выползающие из-под земли пулеметные ленты.

Тихо. Желтые листья мелькают перед глазами, пока поезд не врывается в темный туннель ночи.

Вдруг где-то стреляют.

Кажется, что на тысячи кусков раскалывается небо и тысячи огненных ран растекаются по небу кровавыми потоками и застывают.

Стрельба затихает.

Раны на небе затягиваются и блекнут. Вот уже и город с черными, торчащими, как отмороженные пальцы, трубами. Когда поезд подходит ближе, эти трубы кажутся длинными, обезглавленными шеями, задушенными черными бусами ворон… На развороченном шоссе лежат гниющие трупы лошадей.

Таким был город. В этом городе спустя месяц Пелагея родила Ленчика.

2

У Ленчика — редкие черные волосы и голубые глаза. Плечи острые, он очень худой и длинный для своих двенадцати лет. Он уже не может кататься на задней площадке трамвая — его видно за стеклом двери. Поэтому он уступает это место своим товарищам, а сам устраивается на буфере. Он представляет себе, будто погоняет трамвай, как смирную лошадку. Так можно целый день кататься по улицам города.

А в городе — третий год пятилетки.

Мощно дышат трубы, простирая серые мягкие простыни дыма. Падают и свертываются желтые и красноватые листья. Они падают на неостывший асфальт новых тротуаров, прилипают к ним. Мальчишки набирают целые охапки осенних листьев и швыряют их в кипящий асфальт. Рабочие, стоящие возле широких пылающих котлов, кричат на мальчишек и прогоняют их. Те убегают, но тут же появляются с другой стороны… Ребятам нравится смотреть, как горят в котле листья. Нравится это и Ленчику.

Не нравится ему только то, что лучшие его друзья, с которыми он путешествует на трамваях и вертится у котлов, дразнят его:

— Ленька-черепаха…

У отца на заводе прорыв.

На больших щитах, развешанных в городе, в школе и в отряде, изображены самолет, корабль, паровоз, автомобиль. А отцовский завод — в самом конце, на черепахе…

А ведь это не только папин, это и мамин завод, — они там работают оба. Отец — слесарь, а мать — токарь. На заводе уже второй месяц прорыв. Вот ребята и дразнят Ленчика — на одних заводах, где работают их папы и мамы, прорывов нет, а на других они уже ликвидированы.

Ленчику стыдно… Он приходит домой с претензиями.

Отец в последнее время ходит хмурый, недовольный, черные брови низко нависли над глазами, и борода давно не брита.

— Папа, у вас уже второй месяц прорыв… Мне стыдно перед товарищами в школе и в отряде. Меня называют «Ленька-черепаха». Потому, что твой завод стоит на самом конце, там, где нарисована черепаха… Помнишь, мама, — обратился он к матери, — ты рассказывала, как вы брали город… Здесь тогда целая дивизия белых стояла. А вы были голодные, босые, шли по холодному и скользкому болоту, пулеметы на плечах таскали… И все-таки шли… А теперь… почему же?