Под прицелом войны - [4]

Еще один случай накрепко врезался в память. Жители деревни вели заготовку строевого леса и вывозили его на железнодорожную станцию. Немцу-охраннику показалось, что один из сельчан спилил плохую сосну. Этого крестьянина начали истязать плетьми. Я не выдержал и крикнул что-то негодующее. В отместку фриц ударил и меня плетью. А мог бы спокойно застрелить!

Это только несколько запомнившихся эпизодов из детской жизни. Я видел смерть, видел, как расстреляли двух советских военнопленных и многое другое, на что лучше бы ребенку не смотреть.

Не забывается и такой случай. Отец многие годы страдал от тяжелого ранения в бедро. Рана очень долго не заживала. А лекарями в то время были главным образом евреи. Во время войны их преследовали особенно жестоко. А у нас возле дома существовал сарай, в котором хранилось зерно, лен, сено. Последнее клалось на специальные деревянные полати. А чтобы сено могло «дышать», между полатями и землей оставляли промежуток. Человек некрупной комплекции мог там свободно пролезть.

Однажды я обнаружил там незнакомых людей – мужчину, женщину и двоих детей – и сообщил об этом папе. Оказалось, что это была еврейская семья из Воложина. Они хорошо знали отца – лечили его и надеялись найти в его семье временный приют. А тогда повсюду висели приказы германского командования о суровых мерах наказания для тех, кто прятал военнопленных, коммунистов, евреев или оказывал им помощь. Но людей надо было спасать… Еврейская семья пробыла у нас некоторое время, затем ее снабдили продуктами питания, и она незаметно покинула сарай, отправилась дальше по намеченному ею маршруту.

Во время оккупации на человека с оружием в руках смотрели со страхом. Если поблизости появлялись немецкие солдаты, население, как правило, пряталось. Боялись и немецких самолетов, которые зачастую летали довольно низко: немцы выслеживали с воздуха лагери партизан. Особенно гонялись вражеские летчики за лыжниками. В их представлении любой лыжник – это и был ненавистный им партизан. Поэтому, когда мы со сверстниками замечали эти самолеты, то бросали палки и застывали неподвижно на месте.

Много было в войну разных эпизодов. Очень часто семья уходила ночевать к родным на хутора, чтобы на следующий день вернуться домой. Всего боялись. Боялись за свое хозяйство. Боялись за свою жизнь. Жили с оглядкой.

Однажды детей отпустили из школы пораньше – немцы бесчинствовали в соседней деревне. Я стал упрашивать родителей уйти в партизанскую зону. Но отец не мог на это решиться по состоянию здоровья. Единственное, что он сделал, – неподалеку от дома соорудил блиндаж с полатями, на которых лежало сено, а сверху одеяла. Мы часто прятались в этом убежище. Маскировка была слабенькая, но все же это как-то успокаивало. Правда, младшая сестра Галя, родившаяся в 1939-м году, могла своим криком выдать местонахождение семьи, когда она пряталась в блиндаже или в другом месте. Но Бог миловал.

Шла жесточайшая война, и опасность угрожала отовсюду. Как же трудно психологически каждый день быть в невероятном напряжении, ожидая в любой миг самого страшного!

Во время стремительного наступления советских войск в Белоруссии летом 44-го многие соединения противника оказались в многочисленных «котлах». Фронт ушел далеко на запад – в Прибалтику и Польшу. Но в нашем краю еще оставались многочисленные немецкие группы, которые упорно шли на запад. Шли ночами, днем – отлеживались в лесах. И эти фрицы были очень злые, жестокие. Они брали все, что попадало под руку, – сало, масло, яйца. Но в первую очередь забирали лошадей и повозки: среди отступавших было немало раненых.

Подростки, в числе которых был и я (а мне в 44-м уже шел двенадцатый год), угоняли по ночам лошадей в самые глухие места лесов, где прятали их от немцев. И вот однажды я не смог отправиться в ночное со сверстниками, остался ночевать дома. Замешкался из-за того, что отец задержался на работе… Одна из немецких колонн наткнулась на группу ребят, в которой должен был быть и я. Фашисты зверски расправились с захваченными людьми: положили их на землю и убили выстрелами в сердце. Судьба оказалась милостива ко мне и в этот раз! Среди погибших находился мой двоюродный брат Миша. Из-за того, что кругом шли бои, Мишу не смогли захоронить сразу, и его тело пролежало в погребе несколько дней.

Война такой вдавила след

и стольких наземь положила…

Эти суровые симоновские строки часто приходят мне на память.

(Из книги В. А. Алешко. Академик Иван Иванович Лиштван. Ученый и человек / В. А. Алешко. – Мн., 2008. – С. 24–32.)

Враги сожгли родную хату

(вспоминает Виктор Парфенов)

Родился 23 сентября 1934 года на хуторе близ деревни Прудки Починковского района Смоленской области. Исследователь в области ботаники и экологии растений. Основатель белорусской флористической школы. Академик НАН Беларуси. Доктор биологических наук, профессор. Заслуженный деятель науки. Лауреат государственной премии в сфере науки.

Всегда с болью в сердце я воспринимаю любое упоминание о войне. Да, война – это страшное зловещее событие, разрушающее все вокруг, делающее одних людей орудием зла и насилия, коверкающих и ломающих судьбы других. Жутко вспоминать многокилометровые колонны пленных, слезы и натруженные руки женщин-вдов, получивших похоронки на своих близких, свежие могильные холмики вдоль проселков и большаков, подорвавшихся на минах и снарядах мальчишек-сверстников.