Под покровом тьмы - [105]

– Я бы согласился с вами, если бы Бет подписалась своим именем. Но она подписалась как Флора. Мне кажется, что это сектантское имя.

– В этом-то весь фокус. Кто-то в секте заставил Бет написать записку, намекая, что мою жену убьют, если я поговорю с Мередит. Это означает, что они удерживают Бет против ее воли.

– Или что Бет счастлива быть Флорой в новой сектантской жизни и хочет, чтобы вы отстали от нее. Так как боится, что, если муж и дальше будет шнырять вокруг, сектанты могут решить, что от нее больше неприятностей, чем толку.

– Мне больше нравится моя теория.

– Не будьте так самоуверены, – сказал Декс. – Хотя если вы правы, они убьют ее, как только узнают, что вы говорили с Мередит.

Светофор переключился. Гас свернул на скоростную магистраль.

– Если я прав, ее все равно убьют. Даже если бы я не говорил с Мередит.

57

В старом фермерском доме и днем было тихо, а ночью тишина становилась просто могильной. Время от времени в коридоре поскрипывали половицы. Иногда в старых трубах внутри стен переливалась вода. Включалась и потрескивала печь. Для Бет Уитли это были привычные ночные звуки.

Они – и видеомагнитофон в полночь.

Бет замерла под одеялом. Двуспальная кровать стояла в углу. Она лежала спиной к двери, лицом к стене в комнате без окон. Единственным источником света был экран телевизора. Это продлится всего двадцать минут. Как каждую ночь. В одно и то же время. Последние две недели. Это стало безмолвным ночным ритуалом – и сегодняшняя ночь не была исключением.

Щелкнул замок, дверь открылась. В комнату проникло немного света из коридора. Бет не шевелилась. Дверь закрылась, и в комнате снова потемнело. Тяжелые ботинки протопали по деревянному полу, потом остановились. Она почувствовала взгляд, словно кто-то стоял над ней. Сердце колотилось, но она не смела шевельнуться. После невероятно растянувшейся минуты Бет почувствовала, что посетитель медленно отступил от кровати и сел в кресло перед телевизором.

И, словно по сигналу, началось.

Почти двадцать минут Бет слушала, лежа на боку, спиной к телевизору и ночному посетителю. После четырнадцати ночей она знала запись наизусть. Не видеоряд. Только аудио. Она заставила себя ни разу не бросить взгляд на экран. Пыталась и не слушать, однако это было невозможно. Это была запись какой-то беседы. Мужчина и очень испуганная женщина. Мужчина говорил, как психиатр, сохраняя ровный, профессиональный тон на всем протяжении кошмарного рассказа женщины – рассказа о пытке и ноже, который каждую ночь заканчивался одним и тем же ужасным крещендо.

– Что произошло дальше?

– Он вытащил нож. Очень быстро. Нож резал как бритва.

– Что потом?

– Он спросил меня: «Тебе нравится нож?»

– Вы ответили?

– Нет. Тогда он закричал: «Тебе нравится нож?!»

– На этот раз вы ответили?

– Я просто покачала головой. Тогда он снова закричал: «Скажи громко! Скажи, что тебе не нравится нож!» Я так и сделала. Закричала в ответ. Он снова и снова заставлял меня кричать это: «Мне не нравится нож!»

– Что потом?

– Он шепнул мне на ухо.

– Что он сказал?

– «В следующий раз радуйся, что это не нож».

Бет съежилась под одеялом. По опыту она знала, что конец записи – это лишь начало самого худшего. Характерный стон. Оргазм и разрядка. Сегодня, как и в прошлые ночи, звуки – низкие, горловые – наполнили комнату. Ей не надо было выглядывать из-под одеяла, чтобы понимать, что происходит. От этих ясных звуков ее воображение разыгрывалось, чего, возможно, и добивался извращенный ум сидевшего в кресле у нее за спиной. И в одном Бет была точно уверена. Незваный гость был мужчиной.

Телевизор выключился. Заскрипело кресло. Его ботинки зашаркали по полу. Дверь открылась и закрылась. Снаружи щелкнул замок.

Она снова была одна в темноте.

Энди почти не спала в ту ночь. Она лежала без сна, встревоженная легкостью, с какой Блечман обнаружил такие личные моменты, как удочерение и разорванная помолвка. Возможно ли, что он обладает каким-то даром? Она слышала о таких людях, хотя казалось столь же вероятным, что Блечман играл с ней, каким-то образом изначально выяснив, что она работающий под прикрытием агент. С другой стороны, практически все его последователи пытались исцелиться от неудачных романов и разных семейных неприятностей. Опытный хиромант, вероятно, сработал бы не хуже.

В пять утра в дверь постучали. Фелисия ответила сразу же, словно ждала этого. Вошел мужчина. Энди прищурилась. Не Блечман. Это был Том, другой «лейтенант», вместе с Фелисией выступавший во вторник на вербовочном собрании. Человек, голосовой отпечаток которого идентичен отпечатку Фелисии.

– Пошли, Уиллоу. – Энди даже не сразу поняла, что он обращается к ней. Энди, известная также как Кира, теперь стала Уиллоу.

– Куда мы идем?

– Одевайся и пошли.

На Энди была только ночная рубашка и узенькие шортики. Том с интересом смотрел, как она идет в ванную. Какой-то развратный взгляд, вполне подходящий для пятидесятилетнего холостяка, который целуется раз в десять лет и ездит в фургоне с наклейкой «Если раскачивается – не стучать» на бампере.

«Мог бы немного поработать над отказом от мирских желаний, братец».