Под немецким ярмом - [17]

Не успел, однако, князь-Квасник выбраться из своего лукошка, как Педрилло, подскочив, опрокинул лукошко и покатил его, вместе с "наседкой", по полу. Тут подоспели и другие потешники, стали, смеесь, валить друг дружку в одну кучу, а еще другие взялись за музыкальные инструменты: трубу, тромбон, бубен, — и комната огласилась таким человеческим гамом и музыкальной какофонией, что хоть святых вон выноси. Мало того: царицына левретка Цытринька не хотела, видно, также отстать от других и разлаялась во все свое собачье горло.

И вдруг все кругом разом смолкло, застыла в воздухе перед громовым, как-бы магическим возгласом:

— Неrrgottssapperment!

На пороге стоял грозным истуканом герцог Бирон, один лишь из всех царедворцев пользовавшийся привилегией входить к императрице без предварительного доклада.

— Здравствуйте, любезный герцог, — приветствовала его Анна иоанновна. — Вы ко мне, я вижу, по делу?

Она указала глазами на какую-то бумагу в его руке.

Бирон обвел всех присутствующих суровым взглядом и произнес, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Чернил и перо!

Мигом появилось и то, и другое.

— Господин Волынский просил меня подать это к аппробации вашего величества, продолжал по-немецки герцог и начал было излагать обстоятельства дела.

Но императрица перебила его на полуфразе:

— Да вы сами-то прочитали бумагу?

— Прочитал, и признаю предлагаемую меру действительно полезною.

— Да? больше мне ничего не нужно.

И на положенной герцогом на подоконник бумаге последовала требуемая Высочайшая "аппробацие".

— Не дозволите-ли нам, государыня, теперь удалиться? — заявила тут Анна Леопольдовна.

— Я вас, милые мои, не задерживаю; с Богом!

— А какую вашему величеству угодно определить диспозицию на счет моей бедной сиротки: чем быть ей при мне?

Царица взглянула на Лилли; но при этом глаза ее уловили устремленный также на девочку неприезненный взор временщика, и она признала нужным спросить:

— А ваше мнение, господин герцог?

— Да чтож, — отозвался тот, — девица эта как-никак из баронесс; нижней прислугой быть ей не подобает. Ваше высочество ею довольны?

Он вопросительно взглянул на принцессу.

— И весьма даже довольна, — подтвердила Анна Леопольдовна.

— В таком случае она могла бы быть определена на первое время… младшей камер-юнгферой. Я вообще против того, чтобы обходить на службе старших.

— Так пускай, значит, и будет, — решила государыня и кивнула племяннице и ее фрейлине на прощанье головой.

Новая камер-юнгфера принцессы не удостоилась кивка, тем менее «без-мена», т.-е. целование рук.

IX. Принцесса обручается

Бракосочетание принцессы мекленбургской с принцем брауншвейгским, долженствовавшее обезпечить престолонаследие в Российской империи, было окончательно назначено на вторник, 3-е июля. Так как со дня их негласного сговора оставалось впереди не более трех недель, то приготовление к свадьбе происходили, что называется, на почтовых. Сама невеста, не смотря на свою флегму и отвращение к этому браку, была как-то невольно охвачена общим оживлением, особенно когда ей приходилось примерять новые наряды. Но никогда Лилли не видела принцессу в таком радостном возбуждении, как одним утром, когда императрица взяла ее с собой во флигель дворца, где придворный ювелир Граверо с своим молодым помощником Позье резали и шлифовали разные дрогоценные каменья, полученные недавно с азиатским караваном. Сама государыня заглядывала туда раза по два, по три в день. Теперь она предоставила своей возлюбленной племяннице полную свободу выбирать какие угодно каменья для новых ожерельев, браслетов, брошек и колец и заказывать для них, по собственному вкусу, оправы. Будучи весь день в наилучшем расположении духа, Анна Леопольдовна одарила всех своих приближенных, в том числе и Лилли, изящными изделиеми того же Граверо. Только с приближением рокового дня свадьбы, она заметно пала опять духом.

Еще до брачного обряда следовало оффициально оформить сватовство брауншвейгского принца. Заочным сватом согласился быть родной дядя жениха, император "римский" (как величали тогда императора австрийского) Карл VI; заместителем же его выступил чрезвычайный посланник австрийский при нашем Дворе, маркиз Ботта-де-Адорно.

Торжественный везд маркиза Ботта в Петербург состоялся из Александро-Невской лавры за два дня до свадьбы, — в воскресенье, 1-го июля. В понедельник, 2-го июля, происходил в стенах Зимнего дворца самый церемониал сватовства. Хотя Лилли и не принадлежала еще к свите августейшей невесты, но, блогодаря своему дворянскому происхождению, получила все-таки разрешение с некоторыми другими дамами смотреть из боковых дверей на весь церемониал в большом тронном зале.

В самой глубине обитом красным сукном возвышении в двенадцать ступеней, перед золотым троном, осененным балдахином, стояла сама императрица. И без того очень высокого роста, она, в своем царском венце и порфире с длиннейшим шлейфом, казалась еще выше. Вид y нее был на этот раз поистине царственно-величавый; не опирайся она одной рукой на стоявший рядом стол, нельзя было бы и подозревать ее телесных недугов, не позволявших ей долго ни стоять, ни ходить.