Под немцами - [135]

Агент Б. сообщил нам, что оба были вооружены автоматами, пистолетами и имели при себе еще ручные гранаты и тол. Обоих агентов поэтому через Б. завлекли под предлогом встречи с интересным для них лицом на одну квартиру в Вырице, где, внезапно схватив, обезоружили, причем было обнаружено, что у каждого лежала в кармане ручная граната, боек которой тонкой бечевкой был привязан к руке, так что при команде «руки вверх!» она бы неминуема взорвалась. Мы знали этот прием и потому при аресте прежде всего прижимали руки к туловищу схваченного. При допросе оба парашютиста сказали в самом начале, что о том, что касается лично их, они охотно расскажут, никаких же имен и адресов называть ни при каких обстоятельствах не будут.

Начальником группы оказался старший по возрасту (тридцатипятилетний), очень сильный, среднего роста мужчина с исключительно ушлым и энергичным лицом. Фамилия его была Путилов[585], и он служил на заводе в Ленинграде инженером. В прошлом он оказался сыном зажиточных родителей, окончил десятилетку, техникум, хорошо знал немецкий и английский языки. Мобилизован в армию не был как хороший специалист. Его завербовал лично Курочкин и уговорил работать в тылу у немцев. Особого обучения как инженер и очень интеллигентный человек он не проходил, а получил несколько индивидуальных уроков. В Ленинграде у него остались жена и дочь, которых должны были в скором времени вывезти на самолете в глубокий тыл. Его товарищ был спортсмен и знал все виды спорта как студент [института] Лесгафта. Там же, в институте, он и был мобилизован и назначен в распоряжение «партизанского штаба». При штабе, с группой других студентов, он прошел краткие курсы (три месяца) по диверсии и агентурной работе, причем главное внимание было обращено на немецкий язык и изучение методов работы немецких органов контрразведки, а также на изучение немецкой формы разных войск, знаков отличия и орденов.

Двое других — их товарищи, из которых одна была девушка, — были тоже студенты [института] Лесгафта. Фамилий и личного описания, несмотря на наши усилия, они не пожелали дать. При прыжке они потерялись и не смогли в темноте и в лесу найти их (девушка через месяц была нами арестована в Нарве и полностью подтвердила их слова). В их задание входило связаться с женами советских военных летчиков, которых очень много проживало в местечках Сиверское, Левашово и Болшево, где находился раньше военный аэродром, затем взорвать на этом аэродроме большие немецкие склады горючего. Для этой цели они имели с собой тол и все необходимое для взрыва. По проведении этой операции один из них — не Путилов — должен был вернуться на лыжах в штаб, а остальные отправиться в Нарву, где их ждал советский резидент. Фамилию его они не пожелали назвать. Нашу агентку Г. С. они раскрыли весьма быстро, закололи финским ножом и закопали в снегу недалеко от дома. Это убийство произвело на обоих очень тяжелое впечатление и явно очень их мучило. Работать, как мы им предлагали, в немецком Абвере они наотрез отказались.

Дальше они сказали, что оба ненавидят советскую власть и особенно Сталина, которых обвиняют в позорном ведении финской войны и в том, что допустили немцев так далеко в глубь России, считают, что колхозы стоят России миллионы жертв, но не хотели бы возврата монархии. [В качестве] политического строя, наиболее подходившего для России, они бы хотели республику, как в Америке. С немцами русский народ будет драться до победы, а затем народ, получив оружие, сумеет рассчитаться со Сталиным и коммунистами. Перед расстрелом Путилов написал короткое письмо своей семье, которое мы и передали по адресу через нашего агента, шедшего в Ленинград. Оба они умерли очень храбро и спокойно.

В декабре наши агенты задержали одну девушку двадцати пяти лет по имени Тося[586]. Установить, что она была действительно советской агенткой, нам не удалось, и она жила у нас на другой половине дома вместе с другими агентками. Она рассказывала нам, что была дочерью врача из Ленинграда, окончила десятилетку, затем сначала училась на медицинском факультете, а потом перешла в Высший институт физической культуры имени Лесгафта. Уехав на лето в Лугу, она была захвачена там немецким наступлением и осталась в оккупированной области. Единственное, что было достоверно, — это что она знала кое-что в медицине и прекрасно владела всеми видами спорта. В феврале она вдруг исчезла, а ночью меня и Клейста разбудил испуганный майор и сообщил, что ему только что звонили из штаба 1с корпуса, потому что ими совершенно случайно была задержана Тося, искавшая ночлега. Приведенная в комендатуру Тося без всякого принуждения рассказала (она была, по словам зондерфюрера, в истерическом состоянии), что она отравила двух немецких офицеров разведки в Сиверской. Мы вспомнили, что, действительно, накануне, часа в четыре дня, Тося принесла нам чай, разлила его в стаканы и поставила на стол, после чего немедленно вышла, и с тех пор ее никто не видел. В тот же момент майор прислал за нами, и, не выпив чаю, мы пошли к нему, а денщик, видя, что чай остыл, вылил его и стаканы вымыл. Оказалось, что в этот-то чай Тося и подмешала отраву.