Под небом Италии - [88]

– Ты полагаешь, я не говорил себе этого сам? Не повторял снова и снова? И не только после Ареццо, но задолго до этого. Друзья намекали, Кристиано твердил. Но я никого не слушал. Не был готов. Ги был таким славным, таким не похожим на меня. Бог свидетель, мне нравилась эта разница между нами, и я всеми силами пытался ее сохранить. И поэтому совершал ошибки. Ошибки, за которые другие расплачивались жизнью. Но то, что произошло с Ги, его трагедия – это не моя вина. У нас был один и тот же отец, и нас одинаково воспитывали. Я любил брата и старался помогать ему всем, чем мог. Но он сделал выбор и должен идти своей дорогой, а я – своей.

Франческа презрительно фыркнула. Гнев сделал ее жестокой.

– Это легко сказать. Убить, чтобы смыть позор. Бельдан медленно покачал головой:

– Не надо так, Франческа. Мы не можем вечно кивать на Ги и Бланш. Пусть себе живут своей жизнью: их проблемы – это их дело. Но то, что было ночью, это мы, и больше никто. Обратной дороги нет.

– Значит, вперед – в Рим. К еще большей лжи. И к новым смертям.

– В Рим. К правде, – проговорил Бельдан, направляясь к двери. – Я пришлю тебе горничных помочь одеться. Нам предстоит тяжелый путь. Вперед, в Рим. И снова к Ги и Бланш.

Бланш...

Франческа не думала о ней. У нее и без того было много забот. Голова была забита неприятными картинами и дурными мыслями. Удивленный взгляд Саверио, когда он узнал об их поспешном отъезде, унылый пейзаж вокруг, сменивший живописную Тоскану, молчание смуглого спутника, который ехал теперь не рядом, а чуть впереди, но словно на недостижимом расстоянии.

Как только они покинули жилище Саверио, с неба посыпался сухой снег, и Бельдан настоял, чтобы Франческа надела не свой плащ, а другой, на меху, который дал Саверио.

– Холодает. Я бы не хотел тратить силы и целый день тревожиться, как бы ты не простудилась, – объяснил он, и Франческа молча кивнула в ответ. Она так сильно переживала обиду, что не обратила внимания, когда Бельдан, подавая плащ, словно невзначай ткнулся лицом в ее волосы и вдохнул аромат лаванды. Как ни странно, он совсем не жалел о сорвавшихся с языка словах. Может быть, досада придет позже, но сейчас он слишком устал, чтобы копаться в себе.

Ему было трудно. Многие годы Бельдан прятался от правды о Ги. Прятался от действительности, словно эта действительность была смертельно опасной. Но смертельно опасной оказалась не правда, а ложь. И еще он знал, что Ги рано или поздно должен был всплыть в их отношениях. Нельзя начинать строить общую жизнь со лжи.

Бельдан с тревогой думал о том, как будут дальше складываться их отношения. Сумеет ли Франческа его простить за то, что случилось много лет назад? А он ее – за жестокие слова, сказанные ею совсем недавно? Жаль, что Бланш так и не решилась рассказать дочери правду. Но Бельдан с самого начала сомневался, что она найдет в себе силы для этого. Да и зачем ей это?

Он подстегивал лошадь, притворяясь, что быстрая езда – единственная причина ледяного молчания. Ум все больше проникался очевидной истиной: он потерял Франческу. Ее жизнь и ее чувства выразились в словах, которые утром она швырнула ему в лицо. И, понимая необходимость выбора, Франческа выбрала не его, а мать и Ги, потому что они слабы и нуждаются в ней, а он сильный и может существовать сам. В конце концов, она их простит, как уже прощала раньше.

Франческа вежливо отказалась от купленной Бельданом у пастуха еды: козьего сыра и эля. С такой же холодной решимостью она в этот день отвергала все, что бы он ни предлагал ей. Ее словно околдовали, ведь она никого не любила сильнее, чем Бельдана. Но в то же время знала: ей надо быть не здесь, не на этой дороге, по которой они ехали вместе. Ее место в Бельведере.

Франческа могла бы, пожалуй, согласиться с тем, что Бельдан говорил о Ги. Но только не о Бланш. Бланш – ее мать. В ней сосредоточились вся солнечная красота и туманное очарование мира. Она совершенно не походила на трудягу, вроде самой Франчески. Это различие надо было всеми силами сохранить. И нужно сделать все для благополучного возвращения Оливера. Несмотря на потраченные усилия, очень много былой славы их дома утекло между пальцами. Нельзя, чтобы то же самое случилось с честью ее матери. Ее честь надо уберечь во что бы то ни стало. Ведь без прошлого не останется вообще ничего.

Франческа видела, как Бельдан поднялся, выплеснул на землю остатки эля и стряхнул пыль с черной туники и черного плаща. Бросил на нее быстрый взгляд и отвернулся. Это на секунду напомнило ей Бельдана, которого она так часто видела, но не смогла понять. Бельдана, который без сожаления убил в лесу Фернальда; Бельдана, который послал ее к воротам Бельведера одну против целой армии французов. Сира Арнонкура, стоявшего в будущем обеими ногами. Мужчину, призванного бороться и любой ценой побеждать.

– Рим. – Он показал с невысокого холма на противоположный холм. – Будем там через час.

«Через час», – повторила про себя Франческа, готовая принять решение. Она выпрямилась, чтобы лучше рассмотреть город. Ветер рвал с нее капюшон плаща.

– Какой маленький! Меньше Флоренции.