Под небом голубым - [6]

А вот теперь сюда пришел гость. Вернее, гостья.

Он отчетливо видел ее в том скудном свете звезд, что проникал внутрь сквозь отверстия в потолке. Да и глаза за последнее время научились очень хорошо различать предметы в темноте.

«Итак, гостья».

В человеке зародилось смешанное чувство: раздражение, гадливость и похоть. Он сплюнул на пол, прямо себе под ноги, и потянулся к рукояти меча.

— Здравствуй.

Ему показалось — он бредит. Те не умели говорить.

— Здравствуй, — ответил человек. — Признаться, ты очень рисковала.

— Кто ты? — она была рослая, светловолосая и на ней — черт побери! — совсем ничего, ни одной тряпицы… Судя по взгляду, немного туповата, но, кажется, все-таки не из тех. Хотя, во тьме точно не скажешь.

Не обращая внимания на ее вопрос (и стараясь не обращать внимания на ее тело) он вошел, отстегивая на ходу ножны. Пальцы лихорадочно дрожали.

— Кто ты? — повторила гостья, чуть повышая голос. Кажется, в нем проскользнули панические нотки.

Оно и понятно.

— Я человек.

«Не слишком остроумно. Зато чистая правда».

— А вот кто ты?

— Я потерялась, — казалось, сейчас она расплачется.

— Давно?

Теперь настал ее черед молчать… нет, с некоторым запозданием ответила:

— Не знаю. Не помню.

Человек прислонился к стене (мебели в комнатке не было) и постучал ногой по полу — звонкий гулкий «клац-клац-клац», — размышляя над следующим вопросом.

— Как тебя зовут ты тоже не помнишь? — предположил он.

Девушка радостно закивала головой:

— Не помню.

Человек отвернулся, не в силах спокойно смотреть на эту картину. «Пожалуй, слишком много переживаний для одного дня».

— Хорошо. Тебя уже покормили?

— Что? — не поняла она.

— Я говорю, ты уже была в саду?

— Я… еще не была в саду. А… что это?

— Сад это сад, — мрачно ответил человек. — Ладно, забудь. Потом поймешь. Короче, ты есть хочешь?

— Нет.

«Тогда чего же ты от меня хочешь?! И — какого дьявола вообще явилась сюда в костюме обворованной купальщицы?» Движение.

Он поднял взгляд: она стояла совсем близко. Слишком близко, чтобы можно было продолжать этот дурацкий разговор.

5. — Так кто же ты все-таки? — пробормотал он, задумчиво глядя на серый, в разводах, потолок. — А?

— Не знаю. Не помню.

— Ну вот, здравствуй пожалуйста! Опять заладила!

— Здравствуй.

— Что? — человек приподнялся на локте и посмотрел в лицо лежавшей рядом.

— Кто ты?

Он вздрогнул с отвращением и попытался отползти подальше, как будто увидел вместо живой женщины мертвый труп с кишащими на нем мухами и червями.

— Кто ты? — повторила она, чуть повышая голос, в котором слышались панические нотки. — Кто ты?

— Зачем? — почти обиженно прошептал он. — Зачем? Зачем?!..

Женщина поднялась на ноги, быстро и ловко, словно не она минуту назад стонала, — изнемогшая от страсти, не способная больше пошевелиться.

Сказала:

— Тебя следует предупредить. Будь осторожен.

Потом ее тело стало заваливаться на спину. Медленно. Как будто оно внезапно и ощутимо потеряло в весе.

Упало.

Человек с ужасом смотрел, как мягкая белоснежная кожа, которой он касался совсем недавно, трескается и рассыпается в пыль.

Когда закончилось, рухнул на пол, нагой и дрожащий, и зарыдал.

ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ.

6. Впервые он увидел их вскоре после того, как был приведен к Вратам и открыл — тоже впервые. Прошла неделя с тех пор, как он потерялся, — или чуть больше недели.

Человек сидел в служебной комнатке канализационных систем города и перемножал в уме пятизначные числа. У этого, на первый взгляд бесполезного занятия имелось два великолепных свойства: оно отвлекало от посторонних мыслей и тем самым не давало человеку сойти с ума. Посторонней он считал любую мысль о городе, в основном — о природе города, о его возможностях и его целях. Если таковые вообще…

«Одиннадцать тысяч пятьдесят три умножить на сорок семь тысяч пять. Тэ-экс, значит, это будет…» Посторонние звуки отвлекли его, и человек с досадой поднялся с пола, чтобы пойти и выяснить, в чем же дело. Досада была наигранной и пропала в следующий момент, побежденная-таки посторонними мыслями.

«Решетку я закрыл плотно. Сам проверял. И значит…» В общем-то, это абсолютно ничего не значило. Просто, он еще не отвык от той логики, которую раньше применял в своих размышлениях.

Человек вышел в коридор и постоял, прислушиваясь. Да, несомненно, звуки были, они не перестали существовать, не затаились, как это свойственно самым подленьким из них. Они вкрадчиво и неторопливо приближались, такие же потенциально многозначные, как и невидимое падение капель. Они приближались к комнатке.

Холод, не имевший ничего общего с внешней температурой, легонько пробежался по его коже, забираясь в рукава и топорща волосинки. Человек обхватил себя руками, чтобы унять незванную дрожь, но дрожь не унималась. Он сделал шаг назад, зашел в комнату и плотно, но аккуратно, дабы не шуметь, запер дверь. Потом отошел в дальний конец и стал, прислонившись /прижавшись!/ спиной к стене.

Однако звуки приблизились настолько, что были слышны даже за закрытой дверью.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп-шлеп.

Тишина, притаившаяся с той стороны, пугала его сейчас больше, чем посторонний звук. Тот, кто пришел, знал, что человек находится здесь, в комнате, за трусливо закрытой дверью.