Под небом Аргентины - [74]

— И правда, как? — задумчиво произнесла Чола.

— Вот как: на вашей улице примерно шестьдесят семейств. Сколько арестованных? Трое. Сколько уволенных? Четырнадцать. Значит, всего семнадцать семейств. Сколько из них нуждается в неотложной помощи?

Чола быстро подсчитала:

— Двенадцать семейств.

— Так неужели, дорогой товарищ, остальные сорок с лишним семей не могут помочь этим двенадцати перебиться несколько дней?

— Сейчас всякий свои гроши подальше хоронит, — проговорила Конча.

— Могут! — ответила, как отрезала, Чола. — Каждый будет тратить в день на двадцать сентово меньше, вот вам и решение вопроса. Сегодня же соберем деньги, да еще по целому песо с человека, так и знайте.

Учительница и ее подруга с улыбкой посмотрели на Чолу.

— А сейчас, Чола, назови нам своих людей.

— Вот они: Анхела, Конча и Цвета.

— Но они, может, не хотят, может, им не нравится такая работа.

— Э, пусть сами скажут.

— Хотим, конечно же, хотим! Как можно! — воскликнули женщины в один голос.

— Я же их знаю, учительша, — со счастливой улыбкой заключила донья Чола. — Я не подведу.

4

— Чего ты кланяешься этой бесплодной земле?

Красный от натуги, Иван выпрямился, оперся на мотыгу и улыбнулся приветливо.

— А что? Разве не к лицу мне, Стоян?

— Я не к тому. Ладони у вас, горожан, слишком мягкие.

— Неужели? Ты уже забыл, как редиску мою похваливал? Те же "мягкие" ладони ее растили.

— Не время сейчас для такой работы. Завари-ка лучше мате и давай поговорим.

— Погоди, дай вскопать эту грядку. От дождей земля рыхлая стала и режется, как мамалыга.

— Потом покопаешься. Иди, иди.

Иван оставил мотыгу и неохотно пошел к дому.

Когда минут через десять он вернулся с чайником, ему представилось удивительное зрелище. Неуклюжий Стоян быстро и ловко орудовал мотыгой, отбрасывая в сторону влажные комья земли. На лбу блестели крупные капли пота. А грядка уже почти вся была вскопана.

— А ты что кланяешься этой бесплодной земле? Стоян выпрямился и виновато улыбнулся:

— Да вот, решил помочь тебе.

— Тянет тебя к землице, знаю. Меня не проведешь.

Друзья уселись на пустые ящики и принялись молча посасывать мате. Стоян задумчиво оглядел небольшой двор и спросил:

— Это ты цветы посадил?

— Нравятся? — с гордостью спросил в свою очередь Иван. — Посмотри на герань. Высоко поднялась — с метр будет. А сколько видов я развел!

— Хороша! А на этой грядке что думаешь сажать? Редиску?

— Нет, зеленого чесноку захотелось, брат.

— Вот это правильно. А то уж и вкус чеснока забыли.

Стоян грустно улыбнулся и сказал, вздохнув:

— Почему не зовешь меня помогать? Я в огородном деле толк знаю. И помог бы тебе, и поговорили бы, все скорее время пройдет.

— Тянет тебя земля, Стоян, знаю я.

— Тянет, чтоб ей пусто было. И отчего так? Ни счастья она мне не принесла, ни богатства..

— А жалованья какого потребуешь?

— Прибыль поделим.

— Договорились, — улыбнулся Иван. — Снабжаю соседей салатом, а петрушка круглый год растет. Как редиска созреет, гостей каждый вечер жди. Детишки со всей улицы к огороду сбегаются, песни мне поют и в награду по пучку редиски получают. Видел бы ты, как они уплетают эту самую редиску!

— Ладно ты сообразил, учитель. Поработаешь часок-другой, с детишками поболтаешь, и на душе легче станет…

— Дети без радости здесь растут, — задумчиво произнес Иван.

— А на мою долю какая радость выпала? Дети хоть о тебе вспоминать будут, о радости своей, о редиске. А я… — Стоян посмотрел на свои большие натруженные руки и сжал их в кулаки. — Я в школу бегал, а уже батрачил. Из третьего класса отдали меня в услужение к деревенскому трактирщику. Зуботычинами меня ласкал, пинками уму-разуму учил. С тех пор о деревне без злости вспоминать не могу.

— И все же любишь землю.

— Люблю. Вам в поле работать пытка, а мне счастье. Каждую лощинку признаю, каждый кустик, каждое деревце. Сердце у меня болит, как сломанный побег увижу… В городе тоска меня ест. Чувствую себя беспомощным и ненужным, словно перышко, которое ветер гонит, куда хочет. А в деревне тоже не могу жить…

— Почему?

— Не люблю, когда мной помыкают. Здесь хоть не смотрю на хозяйские морды противные, окриков их не слышу. Эх, дожить бы мне до тех времен, когда народ кровопийц прогонит! Как запрягу волов и пойду в поле…

— Тогда на тракторах пахать будут, браток.

— И трактор научусь водить. Какую хочешь, даже самую сложную машину..

Легко стукнула калитка. Послышались шаги. Иван поднял голову.

— Влад идет. Интересно, что привело его сюда днем?

— С ним Штерю.

— Бери ящик и прямо в комнату, Стоян. Не оглядывайся — он знает дорогу.

Крохотная комнатка Ивана еле вместила всех четверых.

— Поменьше шевелитесь, товарищи, — засмеялся Влад, — сидите и не дышите. Особенно ты, Стоян! Доски уж больно тоненькие под ногами. Пол протерт чуть не до дыр…

— Оставь это, — серьезно и озабоченно заговорил Иван. — Лучше объясни, чего ты бродишь днем?

— По задворкам безопасно, — усмехнулся Влад.

— Ищейки ходят да вынюхивают всюду. Недавно четверо на нашу улицу заглянули, но донья Чола их шуганула.

— Знаю.

— Все же не понимаю, ради чего ты рисковал?

— Надо же где-то разместить наш штаб — штаб болгарской секции.

— И ты решил, что здесь самое безопасное место? Но мне кажется, полиция держит мою квартиру под наблюдением.