Под небом Африки моей - [17]
Возвращаясь в кафе, еще только подходя к воротам института, я увидел престранную картину.
Институтские ворота, до того гостеприимно распахнутые, были закрыты – и, вдобавок, заперты на громадный замок. Ну, само по себе это не являлось странным, потому что к вечеру, силами кого-либо из хозчасти, именно это с ними регулярно и происходило. Просто я не заметил, что наступил вечер. (Вот так в жизни и бывает. Думаешь – это непогода, непогода, а это давно вечер, вечер.)
Ну, само по себе замыкание ворот особой неприятности мне не сулило: двор РИИСа имел выходы в смежные дворики – таким образом, продолжай мы нашу пирушку, променад в сортир и обратно удлинился бы не более чем на одну минуту.
Однако я описываю свои впечатления не совсем по порядку. То есть я начал с ворот, а начать надо было бы с того, что, спустившись с институтского крыльца и аккуратно обойдя всегда переполненный бумагами мусорный контейнер с крупной белой маркировкой «РАИС» (словно нагло символизировавший суммарную ценность студентов одноименного института), я увидел Ваньку.
Ванька висел в воздухе. Подбежав, я увидел, что он висит не в воздухе, а на черной решетке ворот, словно пришпиленный к ней, – худенький богомол на энтомологической распялке. Судорожно вцепившись в прутья решетки, он какое-то время, видимо, так и продержался (внизу стояла моя серая сумка – ее он, судя по всему, употребил как первоначальную опору), но, почувствовав, что я подошел, встрепенулся – и снова резко полез вверх.
Пишу «почувствовал, что я подошел», потому что виден я был в любом случае плохо, сгущались сумерки; кроме того – Ванькины глазенапы были выпучены, белы и безумны: если он даже зрил что-то, то, конечно, не здесь, – и вот к тому, – никому, кроме него, не зримому, – Ванька, зверски оскалив зубы, сейчас и стремился.
Запустив остатки здравомыслия на минуту вперед, я увидел, как черные пики решетки, между делом, пронзают Ванькин тощий живот; я увидел, как Ванька, тряпичною куклой, уже висит головой вниз, как из этой головы течет много густого и черного – а что-то извилистое, слизистое, по-змеиному обвивая прутья решетки, с неторопливой основательностью кошмара выползает из его пропоротого туловища…
– Ванька-а-а-а!!! – заорал я, одновременно хватая его за кеды и с силой таща вниз. – Слезай, дурак, слеза-а-ай!!!
К моему удивлению, он не сопротивлялся. Сполз на сумку, потом на асфальт.
– А чего ты из «ЖАНА» ушел? – спросил я.
– А меня блевать потянуло, они и выперли.
– Понятно, – сказал я. – Я сейчас вон из той подворотни, – показал подворотню рукой, – к тебе выйду. Давай греби туда.
– О кей, – Ванька подхватил мою сумку. – Больше литра не пей.
Я вышел из соседней подворотни (этот переход занял у меня секунд двадцать): Ваньки не было. Я огляделся вверх и вниз по Большой Бронной. Его не было. Улица, насколько она просматривалась, была пуста. В это время зажглись фонари…
Ваньки не было. Я заглянул в соседний дворик. Ваньки не было. Я стал его звать. Никто не откликался. Я обошел несколько соседних дворов. Не было Ваньки нигде.
Мне пришло в голову вернуться на прежнее место. Я зашел в институтский двор и обшарил его. Оба здания института были уже заперты. В это время снова хлынул дождь. Это осложнило мои поиски. Помимо того, что мои крики заглушались теперь падением огромных масс воды, к этому добавились громовые раскаты. Правда, молнии, словно треснувшие люминесцентные лампы, дополнительно освещали обследуемые мной закутки – за мусорными контейнерами, под скамейками, под детскими грибочками и взрослыми самосвалами – но дождь, сам дождь, как решил я, мог загнать Ваньку в более надежное место – и я стал шарить по подъездам.
Тщетно.
В злополучное кафе «ЖАН» я заходил четырежды. На пятый раз меня туда не впустили.
Я обшарил вдоль и поперек все, что было можно и что нельзя, в радиусе трехсот шагов. Куда он мог деться за двадцать секунд?!
Ваньку словно утащили потоки мутной воды, что неслись, клокоча, вниз по Большой Бронной… Ну да: потоки той самой реки, которая у Chris’а Rea «boils with every poison you can think of»[8]…
– Ва-а-а-анька-а-а-а!!! – орал я как резаный. – Ва-а-а-анька-а-а!!!…
Думаю, при такой тщательности поисков я мог бы найти кольцо, пуговицу, иголку.
Но Ваньку я не нашел.
Конечно, я звонил после того Наташе, Маржарете – и той, которая до встречи с Ваней так слабо занималась по химии. Звонил на Столичную газораспределительную станцию… Куда-то там еще… У меня была такая «двушка» для телефона-автомата, с просверленной дырочкой – и с продетой в нее веревочкой… Звонить я мог таким образом сколько угодно… Правда, вытягивая из нутра автомата эту лживую наживку, я никогда не мог отогнать ранящее воспоминание о «Каштанке» – о Каштанке то есть, которой мальчишки сначала давали проглотить кусочек мяса, а потом вытягивали его на веревке у ней из желудка… (Проклятая Russian literature! Из-за тебя никогда не быть мне счастливым!..)
На следующий день доброхоты, которые работают быстрее любых телетайпных агентств, сообщили мне, что Ванька нашелся. Якобы в три часа ночи он позвонил своей жене – и задал сугубо гностический вопрос:
«Как большинство бесхарактерных людей, то есть как большинство людей вообще, я легко удовлетворялся первым, что шло в руки, само запрыгивало в рот или юркало в недра моего гульфика. При этом мне без каких-либо усилий удавалось внушать не только знакомым, но даже себе самому, что нет, напротив, все эти, с позволения сказать, деликатесы проходят мой самый серьезный, придирчивый, если не сказать капризно-прихотливый, отбор. В итоге, хлебая тепловатое пойло из общеказарменного корыта, я пребывал в полной уверенности, что дегустирую тончайшие произведения искусства, созданные виртуозами французской кухни», – так описывает меню своей жизни герой романа «Ланч».
«Любимый, я всю мою жизнь, оказывается, сначала – летела к тебе, потом приземлилась и бежала к тебе, потом устала и шла к тебе, потом обессилела и ползла к тебе, а теперь, на последнем вдохе, – тянусь к тебе кончиками пальцев. Но где мне взять силы – преодолеть эту последнюю четверть дюйма?» Это так и не отправленное письмо, написанное героиней Марины Палей, – наверное, самое сильное на сегодняшний день признание в любви.Повесть «Кабирия с Обводного канала» была впервые издана в журнале «Новый мир» в 1991 году и сразу же сделала ее автора знаменитым.
Палей Марина Анатольевна родилась в Ленинграде. В 1978 году закончила Ленинградский медицинский институт, работала врачом. В 1991 году закончила Литературный институт. Прозаик, переводчик, критик. Автор книг “Отделение пропащих” (М., 1991), “Месторождение ветра” (СПб., 1998), “Long Distance, или Славянский акцент” (М., 2000), “Ланч” (СПб., 2000). Постоянный автор “Нового мира”. С 1995 года живет в Нидерландах.
Об авторе:Прозаик, переводчик, сценарист. Родилась в Ленинграде, закончила медицинский институт, работала врачом. В 1991 году с отличием закончила Литературный институт. Печатается с 1987 года. Автор девяти книг. Переведена на двенадцать языков. Финалист премий Букера (2000, роман “Ланч”), И. П. Белкина (2005, повесть “Хутор”), “Большая книга” (2006, роман “Клеменс”). Выступает в жанре one-person-show, соединяя свою лирику, фотографию и дизайн с классической и современной музыкой. С 1995 года живёт в Нидерландах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.