Под наживкой скрывается крючок - [21]

Линли просто отключил мобильный.

Она посмотрела на телефон. Дисплей медленно погас. Эда хотела позвонить Кифу, но сообщать ей было нечего. Он сам у них на крючке, уже давно стал агентом SIS[4], завербованным и состоящим в рядах ИРА[5].

Эда зашла в комнату и взяла книгу с низкого журнального столика. Из-под обложки вытащила фотографию.

1996 год — Чемпионат Европы в Англии. На заднем фоне толпы ликующих болельщиков, лица их раскрашены в цвета флагов Германии. Эда с Кифом попали на их трибуну и даже навесили себе на шеи черно-красно-желтые шарфы. Обнявшись, они запечатлены на фото одним из немцев.

Эда была счастлива еще два часа после того, как сделали этот снимок. Затем, в номере дешевой гостиницы, где они жили, Киф сидел на краю незастеленной кровати, опустив голову, и говорил, говорил… Она запомнила его сгорбленную спину с дорожкой позвонков, с двумя рубцами от огнестрельного и ножевого ранений, кудрявую голову, тень на лице…

После откровений Кифа ее жизнь разделилась на «до» и «после». Так, словно между ними пролегла цепочка позвонков Кифа.

«До» была Эстония, остров Аэгна, где она проводила лето у бабушки, которая работала администратором дома отдыха. Старые военные постройки на острове, огромные валуны, песчаные дюны и сосны, тьма комаров и черники в чистом густом лесу, холодные воды Балтики, в которые Эда бесстрашно ныряла.

Дворик в Таллине, небольшой, европейский, вежливые хозяйки-соседки в клетчатых фартуках, вешающие почти стерильное белье. Отец — партийный секретарь Морского района, а учитывая, что город состоял всего из четырех таких районов, несложно догадаться, в каком достатке жила семья Метс. Эда, увлекшаяся мотоспортом, имела несколько мотоциклов, лучшее немецкое снаряжение, красивые комбинезоны и надежные импортные шлемы для соревнований. Она без труда попала в сборную команду Эстонии.

А в 1991 году — все закончилось. Но это еще было «до» — отец был жив, и хоть его отстранили от работы, избавляясь от коммунистов, но все же имел вес в городе, друзей, так как никому зла никогда не делал. Из команды Эда не вылетела, но и лидирующих позиций не занимала, хотя по объективным показателям оставалась первой.

Чтобы посмотреть мир, она ездила на разные спортивные соревнования в качестве волонтера. Так попала и на чемпионат Европы и встретилась с ирландцем Кифом, приехавшим на футбол со своими бывшими одноклассниками. Он сам подошел к ней, пригласил в бар, затем в кино, потом в свою крохотную комнату в гостинице. Тут пахло дешевым едким одеколоном, пивом и чипсами, пустые пакеты от которых Киф и его приятели раскидали по всей комнате. И это было еще «до».

…И вдруг признание Кифа, что он вынужден работать на SIS. Как удар под дых. Эда влюбилась, она считала, что начинается новый этап в ее жизни, и он начался… Наступило «после». Киф умолял ему помогать, быть вместе с ним во всем, и она поддалась уговорам.

А потом была встреча с англичанином из разведки. Это не был Линли, другой. Но такой же давивший и давивший на нее психологически. Сначала ее просили выполнить мелкие поручения, а взамен обещали жизнь в Испании, где можно будет тренироваться, участвовать в мотогонках. Сулили большие гонорары.

Она встретилась с одним мужчиной, сходила с ним в театр. От нее даже не требовалось большего. Заплатили приличные деньги. Затем Эда выполняла схожие поручения. А после ей велели переехать на Кипр. Когда она попыталась возражать, ей напомнили о том, что она уже в деле и поздно трепыхаться. Иначе ее сдадут как предательницу Эстонии, работающую на английскую разведку. Гражданство Ирландии, которым ее заманивали, не торопились давать, напоминая про отца-партсекретаря, жившего и работавшего несколько лет в Москве. «Мы должны понимать, что ты не подставлена нам российской разведкой, — лицемерно говорил уже Линли. — Поэтому будем проверять тебя в деле». «Как я могу быть подставной, если вы сами вышли на меня?» — Эда еще возражала вначале, а потом поняла — это тактика, ее будут держать на коротком поводке и не допустят до серьезных дел, за которые сулят получение гражданства, ведь если она его обретет, то не захочет на них работать.

Ее интерес подогревал Киф. Эти разговоры продолжались порой всю ночь, пока она еще не уехала на Кипр. Он метался по комнате съемной квартиры — в тот момент они уже съехали из отеля. Киф объяснял ей, что его задержали после минометного обстрела лондонского аэропорта Хитроу в марте 1994 года, что послужило началом «заморозки» декларации 93-го года, подписанной Великобританией и Ирландией, закрепившей принципы отказа от насилия и предполагавшей формирование местного парламента и правительства.

— Меня задержали, — шелестел по комнате шепот Кифа. Он боялся и говорил вполголоса. — Пытали день за днем, били, не давали спать. А потом пришел Линли. Он был вежливый, чистенький такой. Он, кажется, из английских аристократов. Кто-то назвал его лорд Линли, когда я валялся в луже крови на полу. Он тогда обругал человека, назвавшего его так. Для богатых подобная работа — адреналин, развлечение и, конечно, служба Великобритании. Для них это действительно важно. Но они признают только свое право на это. Если я — борец за свободу Ирландии — это преступление. Они бы уничтожили и меня, и моих родных. Но я пошел на компромисс. Думал, что удастся с ними поиграть, вырвусь, а потом снова буду свободен как ветер… С ними нельзя играть! — страшным кричащим шепотом говорил он. — Они везде достанут и как собаку…