Под маской Джокера - [17]

По другую сторону могилы ёжилась в потёртом пуховике и пёстрой вязаной шапочке с длинными клапанами его бывшая жена и мать Влады. Жизненные перипетии прописались глубокими следами на её лице, особенно досталось ярко-синим глазам: если бы не тяжёлые мешки, они бы казались совсем девичьими, озорными. Рядом с ней смиренно и респектабельно стоял мужчина неопределённого возраста, с мясистым лицом и маленькими глазками, одетый небогато, но опрятно. «Наверно, тот самый чувак из Кандалакши», — проплыло в голове Нелли.

Выйдя на крыльцо столовой, где проходил поминальный обед, Нелли прогнала подступающие слёзы пронзительным осенним воздухом, в котором звенела предзимняя стынь. Летела мелкая снежная крупа, а под козырьком крыльца разговаривали двое. Третий присутствовал при беседе, но не вмешивался, делая вид, что рассматривает едущие по коричневой слякоти машины.

— Ну что, профукала Владька родительскую трёшку… — Подвижные брови-кустики приподнялись, потом нависли над усталыми, как у старого больного пса, глазами. — Машина — всмятку, что с неё теперь… Ну, хоть однушка осталась, и то ладно. Как делить будем, мать? Мы ж наследники первой очереди.

— Ну ясно, как… Продадим, деньги — пополам. — Синеглазая женщина курила, ветер стремительно сносил струйки дыма в сторону дверей. — Не жить же в ней. Людка твоя тебя хатой обеспечила, у нас с Витей тоже есть своя жилплощадь…

— Видно, так и придётся сделать. — Нижняя губа по-верблюжьи выпятилась, почти докуренная сигарета прилипла и висела на ней. — Эх, Владька, Владька… Зачем ей эта машина понадобилась? На беду свою её купила. И квартиру трёхкомнатную в унитаз спустила, и себя угробила… Как думаешь, мать, за сколько удастся однушку-то загнать?

— А тебе какая разница? — Худые пальцы с острыми, жёлтыми от никотина ногтями щёлкнули по сигарете, стряхивая пепел. — Всё равно потратить всё не успеешь. Ну, сам посуди: много ли тебе жить-то осталось, алкаш старый? Продажей я займусь, а то тебя, пентюха, чего доброго, обжулят.

— Делай как знаешь… Ты баба хваткая, а у меня и вправду торгашеской жилки нет. Не знаю, куда и сунуться. — Ноги в стоптанных, забрызганных грязью ботинках прошаркали обратно в столовую.

Как только шаги стихли, синеглазая женщина подманила своего молчаливого спутника пальцем, намекая, чтоб тот нагнулся поближе.

— Ну что, Витёк, провернём дельце? Есть у меня схемка, как этого старого лоха кинуть… К чему ему деньги? Он уж одной ногой в могиле, а туда же! Его халупу тоже в оборот можно пустить — двушка, как-никак, чего ей зря пропадать… Все бабки наши будут — глядишь, Настёнке с Серёгой на приличную жилплощадь и наскребётся. Заживут своим домом да своей семьёй, как белые люди, не век же по съёмным хатам мотаться.

Витёк изобразил на лице мыслительный процесс и задумчиво покивал — мол, дело говоришь, подруга. Холодное омерзение удержало Нелли от шага вперёд, и она осталась вне поля зрения этой парочки.

Чисто убранная квартира встретила её оглушительным тиканьем часов и запахом свежей выпечки. На зеркале в прихожей висела старая пелёнка. Из кухни навстречу Нелли вышла мать в длинной чёрной юбке и чёрном джемпере с блёстками.

— Всё уже, да? Людские поминки кончились — давай помянем промеж собой…

На кухонном столе стояла кутья, ещё тёплые сахарные булочки и пол-литровая бутылка какой-то ягодной настойки.

— Ох, ужас-то какой… — Тёмно-бордовое зелье наполнило собой хрусталь, липкая кутья темнела глазками изюма. — Хоть я и против ваших отношений была, но всё равно жалко… Молодых всегда жалко.

Рубиновый хмель горько пролился в нутро, мир подёрнулся прозрачным маревом, и только часы отстукивали секунды. Пустые секунды, лишённые озорного осенне-лисьего отблеска глаз Влады.

Леська старательно выводила в тетрадке буквы, а чёрные бантики в её аккуратно заплетённых «дракончиком» косичках пышно топорщились, как две траурных розы. За выполнением домашнего задания наблюдал белый плюшевый котёнок — подарок Влады. Хоть он и был игрушечным, но его огромные тёмные глаза с голубыми ободками смотрели так осознанно, что казалось — он вот-вот мяукнет и соскользнёт с письменного стола. Подобрав с нижнего века слезу, Нелли обняла плечики дочки и уткнулась лбом в её голову.

— Не плачь, мамочка… Смерти нет, — сказала та, гладя тёплыми ладошками щёки Нелли. Её глаза светились незамутнённым спокойствием, а губы сложились в мудрую улыбку — ни дать ни взять юный буддийский монашек. — Влада просто перешла жить в другой мир. Она сейчас здесь, прощается с нами.

Зябкое веяние невидимой шалью окутало плечи Нелли. Не то чтобы она верила в призраков, но сердце зашлось в молчаливом крике, а пальцы похолодели. Пустое пространство казалось не таким уж пустым, и хотелось верить в чьё-то незримое присутствие в комнате.

— Ты только не бойся, мама. Она очень нас любит и просит не плакать. Она обязательно пришлёт нам рыцаря с кошачьими глазами.

Детская сказка? Или, быть может, из этих подслеповатых глаз смотрела душа, способная лавировать по запутанным тропинкам вселенной, качаясь маятником между мирами?

*

— Нель, обрати внимание во-он на того симпатичного молодого человека в очках. Интеллигентный, не пьёт, инженер, кандидат наук. Характер — просто золото, покладистый, ты из него верёвки будешь вить. А главное — холостой! Зовут Святославом.