Под лежачий камень - [35]

Сегодня в Нью-Йорке, как полагают, живут 125 000 живых существ, которые готовят себя к сцене. В это число не входят моржи, свиньи, собаки, слоны, боксеры, Кармен, ясновидящие и японские борцы. Число таковых достигает четырех миллионов. Из всего этого количества выживет не больше тысячи.

Девятьсот из них достигнут зенита славы, когда они, в какой-то мере еще сомневаясь, будут тыкать шляпной булавкой в фотографию всей сцены с горделивыми словами: «Видите, вот это — я!»

Восемьдесят из них в ярко-красных придворных костюмах эпохи Людовика XIV будут приветствовать королеву мифических островов Парпау несколькими хорошо заученными словами, задирая свой покрасневший нос перед остальными девятистами.

Десятеро, в маленьких кружевных капотах, будут выбивать пыль из ибсеновской мебели в течение шести минут после поднятия занавеса.

Девять добьются радиосетей и будут своими мускулами, своим искусством, глазами, руками, голосом, остроумием, мозгами, ногами и пятками штурмовать последние рубежи, ведущие к царству звезд.

Только один унаследует Бродвей. Так проходит земная слава.

Клиф Макгован и Мэк Макгован были двоюродными братьями. Они были людьми талантливыми и жили на Вест-Сайде. Пение, танец, подражание, трюковые номера на велосипедах, бокс, комедия на немецком или ирландском диалекте, ловкость рук, хождение по канату, жонглирование на подбородке — все им давалось с такой же легкостью, с какой вам удается скрыть свое истинное настроение или обмануть вашего кредитора, шмыгнув через вращающиеся двери хорошо освещенного кафе, если и вы принадлежите ко второй половине великих престидижитаторов, к народу.

Они были худыми, бледными юношами, умеющими держать себя в руках, их ногти всегда были безукоризненно чистыми и всегда сияли лаком, а швы на костюмах безупречно исполненными по мастерству. Разговаривали они такими короткими фразами, по сравнению с которыми предложения Киплинга казались такими длинными, как речь в суде.

Они обладали особым темпераментом и посему не работали. В любой час после полудня вы могли встретить их на Восьмой авеню или перед парикмахерской Спинелли, в заведении Майка Дунгана или в отеле «Лимерик», где они начищали ноготок на указательном пальце выцветшим шелковым носовым платком.

В любой момент, если бы вы стояли в нерешительности перед столом, за которым заключаются сделки, то и Клиф с Мэком небрежно подошли бы поближе, не проявляя никакого особого интереса, сделали бы пару замечаний об игре и вы могли бы уйти, так и не удостоившись их к себе внимания.

Такое утверждение нуждается, конечно, в подробном рассмотрении в отношении времени, пунктуации и совета незнакомцам.

Из всех родственных связей самая близкая касается кузенов. Между ними узы родства, имени, благоприятства, а эти узы вам не водица, не отягощены растущей братской ревностью или обязанностями, связанными с обязательствами по матримониальному игу. Вы можете проявлять к кузену такой же интерес и такую же любовь, что и к незнакомцу, вы не испытываете к нему ни презрения, ни зависти, как, например, к другим сыновьям вашего отца, это такое клановое чувство, которое иногда делает ветвь дерева сильнее его ствола.

Вот так были связаны оба Макгована.

Они были довольно популярны в своем районе — к западу от Восьмой авеню с Насосной станцией в центре. Их таланты восхвалялись в сотне «притонов», их дружбой дорожили в округе, где мужчины были большими любителями отбивать жен у своих приятелей, когда домашнюю войну навязывали жены этих друзей их друзьям (ограниченные возможности английского языка заставляют нас прибегать к тавтологии).

Вот так, бок о бок, с сосредоточенными бледными лицами, неразлучные, непобедимые, кузены прокладывали свой путь к храму Искусства, искусству с большой буквы И, что заставляет обратиться к уроку по геометрии.

Однажды, часов в одиннадцать вечера, Дель Делано вошел в заведение Майкла на Восьмой авеню. С этой минуты это кафе уже не было заведением, оно было любимым ночным пристанищем для отдыха.

Это выглядело так, словно король Эдуард снизошел до того, чтобы якшаться с публикой десятка ночных клубов, или Джо Гэнс закатился сюда, чтобы присматривать за школой Таскеджи, или мистер Шоу из Англии принял приглашение прочитать здесь выдержки из своей «Рены, или Снежная птица» на церемонии открытия предполагаемого памятника Джеймсу Оуну О’Коннору в Чикуапин-фоллс в штате Мисиссипи.

Несмотря на все эти сравнения, вам, конечно, нужно знать, почему патронаж третьеразрядного салуна на Вест-Сайде со стороны Дель Делано придавал так много чести этому заведению.

У Дель Делано ноги никогда не стояли на месте, поэтому публика платила ему по 300 долларов в неделю за то, чтобы поглядеть, как они у него выкаблучиваются на сцене, где играли водевиль. Ну, чтобы вам все стало ясно без особых слов, скажу лишь, что он был лучшим, просто фантастическим танцором любого ночного заведения в пространстве от Оттавы до Корпуса Кристи. Так как его ноги почти никогда не останавливались, то на возможной вакансии останавливались его глаза, и он «каждую ночь умел очаровывать тысячи», как неверно выразился его пресс-агент. Даже если сложить ночные и дневные представления, от силы он мог очаровать чуть больше тысячи восьмисот человек, включая и тех, которые оставались после выступления Зоры, девушки из Нотча, которая пролезала через обруч диаметром двенадцать дюймов, и еще тех, кто ждал начала киносеанса.