Под лапой. Исповедь кошатника - [6]

Начиналось бы все по-дружески, вполне заурядно. Вот вы рассказываете мне, какой вчера смотрели фильм или на каком были концерте. «А Том умеет слушать! – думаете вы. – Ему интересно узнать, что «Чокнутый профессор-2» не особо смешной фильм – отпилить палец ржавой ножовкой и то веселее!» Или, познакомившись ближе, вы рассказываете мне что-нибудь о коллеге, на которую запали. Темп повествования задан, близится долгожданная кульминация – невыносимо занудному сослуживцу надо успеть на поезд, и вы с будущей, если повезет, подружкой остаетесь в пабе наедине… и тут вы с досадой замечаете, как мой взгляд скользит в другую сторону, и я бросаюсь в кусты через дорогу. «Что это он творит?» – думаете вы. Все станет ясно, когда спустя полминуты я вернусь.

– Ну разве он не классный? – скажу я вам, поднимая на руки моего нового друга. – Так и хочется обнять, да?

– Э-э, да, – ответите вы. – Он… очень милый. А его хозяева не будут против?

– Мы ведь просто знакомимся, правда, котик? Пра-а-вда? Заберу-ка я тебя домой. О, нравится, когда я здесь чешу? Твое любимое местечко, за загривком?

Вы уже посматриваете на часы, в окне соседнего дома вдруг дергается занавеска.

– А как насчет подбородочка, м-м? Приятно? Ух, урчишь, как настоящий мужчина! Будь ты мафиози, тебя звали бы Крестный Кот, да? Прости, мой милый мяукающий друг, Тому пора в паб, но он обязательно вернется повидать тебя. Да, еще как вернется! Уж не сомневайся, ведь ты лучший кот во всем мире. Лучший кот, да!

Я до сих пор не могу пройти по улице, не познакомившись по пути с каждой кошкой. Однако когда мне было лет так двадцать пять, эти знакомства были… безумнее, чем обычно. Друзья тогда нашли для этого процесса более подходящее название – «поиск невесты».

– А ты и правда любишь кошек.

Что тут скажешь? Сделав неверный выбор в пользу жизни, лишенной кошек, довольствуешься пушистой любовью как придется, даже второпях.

Прошло два года с тех пор, как умер Монти, и я вроде бы даже смирился. Пусть не с тем, что его смерть была неизбежна или предрешена, – я хотя бы признал, что, окажись я снова перед выбором и не знай я ничего о его последствиях, все равно не забрал бы Монти к себе в новый дом. Однако моя уверенность в том, что легкий взмах «крыла бабочки» с моей стороны – прогулки подольше, лишний кусочек курицы – спас бы Монти от кончины в холодной сырой траве, никуда не подевалась. Признав свое позорное дезертирство, я поклялся обойтись без кошек – и строго соблюдал эту клятву, пока через несколько месяцев не переехал в Лондон, где поселился в квартире без общего садика.

Переехать южнее меня вынудила новая работа: я стал рок-критиком в «Гардиан». Хотя жизнь в захолустье, пожалуй, не назовешь лучшей школой для музыкального обозревателя, в молодые годы у меня было и время, и место для того, чтобы быстро научиться новому делу и заполнить культурные пробелы, возникшие в юношестве из-за того, что грезил я только о будущем профессионального игрока в гольф.

Может, атмосфера окраин деревушки Окволд на севере Ноттингема, где рядом с нашим домом погиб Монти, и не была идеальной для двадцатилетнего меломана, но именно там я превратился из парня, дважды бросившего учебу и перебивающегося пособием по безработице – если не подворачивался заработок на заводе или в супермаркете, – в музыкального критика, который пишет для общенациональной газеты. Именно из того дома я отправлял письма музыкантам в Денвер, штат Колорадо, и Атенс, штат Джорджия, именно там я составлял и редактировал дешевый фэнзин, благодаря которому мне предложили готовить материалы для журнала «NME», «Нью мюзикл экспресс».

Красноречивые редакторы – в основном наркоманы и выпускники частных школ, – которые наняли меня писать об американских арт-рокерах и стареющих неформалах шестидесятых и семидесятых, понятия не имели, что пишу я, глядя на коров в поле, а от моего дома километров пять до автобусной остановки и много-много больше – до ближайшего клуба. О том, что я завалил четыре выпускных экзамена в школе и проучился в университете всего три месяца, они тоже не подозревали. Я этого не скрывал, просто в мире музыкальной журналистики рассказывать о своем образовании было не круто, чересчур буржуазно, а ровесников вовсе не волновали события, происходившие за пределами центрального Лондона, если только речь не шла о Манчестере, Ливерпуле или Глазго. В общем, обсуждение последнего сингла рок-группы «Rocket From The Crypt» точно не стоило прерывать автобиографическим рассказом.

Как-то я зашел c парой коллег из «NME» в паб рядом с редакцией журнала, и кто-то поинтересовался, где каждый из нас впервые услышал классический альбом «Forever Changes» группы «Love». Один мучительно правдоподобный ответ («дома у подружки-гота, которая делала мне минет») следовал за другим («укуриваясь на рассвете у берегов Темзы»). Я все больше сомневался, стоит ли мне говорить «у себя в комнате, вытирая кровь землеройки и пытаясь заразиться чумой от клопов из подушки», когда, к счастью, тему сменили, и до меня очередь не дошла.

Я не стеснялся быть «деревенщиной», в каком-то смысле мне даже нравилось отличаться этим от остальных, но я все равно понял, что пришло время окунуться в гущу событий.