Под крышами Парижа - [14]
— Эй, мы так не договаривались, — возражает Сид. — Предполагалось, что ебать будем втроем, а не ты один. Вопрос — где, здесь или в спальне?
Мисс Кавендиш не верит собственным ушам. Смотрит вопросительно на Сида, пытается отстраниться и обнаруживает, что держат ее крепко и отпускать, похоже, не собираются. Заявляет протест, но Сид лишь тискает ей груди и советует быть послушной девочкой.
Поняв, что никто с ней не шутит, мисс Кавендиш начинает с того, что громко приказывает нам немедленно удалиться, а заканчивает мольбами и уверениями, что она вовсе не хотела, что все было только невинной шуткой…
— Тогда как насчет перепихнуться? — спрашиваю я. — Милый невинный трах… вроде как в шутку, а?
Мы не имеем права так с ней разговаривать! Если не отпустим, она закричит! Вызовет полицию! Она позаботится о том, чтобы о нашем недостойном поведении стало известно властям!
— Послушай, Сид, — говорит Артур, — такие разговоры на меня плохо действуют… меня от них тошнит. А когда женщина орет, начинают болеть уши. Давай сделаем что-нибудь, чтобы она не шумела так.
Сид дает ей еще один шанс уладить дело миром. Нет, взвизгивает она, нет! За кого мы ее принимаем? Неужели думаем, что она позволит трем мужчинам надругаться над ней?
Артур затыкает ей рот платком и завязывает концы на затылке.
— Скажи что-нибудь, — говорит он мисс Кавендиш, и та произносит нечто вроде «гу» с явно выраженным британским акцентом. — Отлично. А теперь, дрянь, тебе предстоит узнать, что такое настоящая дрючка. Раз уж по-другому не хочешь, мы оттрахаем тебя на твоей же собственной кровати.
Она царапается и брыкается, но нас трое, и у нее нет против нас ни единого шанса. Переносим ее в спальню и швыряем на кровать. Сид и Артур держат, я связываю.
Вообще-то я еще ни разу в жизни никого не насиловал. Это всегда казалось мне полной глупостью, но теперь, после встречи с мисс Кавендиш, мое мнение изменилось. Я двумя руками «за». Стаскивая с чертовки одежду, испытываю огромное удовольствие: щупаю, тискаю, пощипываю… И чем активнее она вертится, чем пронзительнее пищит под кляпом, тем выше поднимается мой таран.
Так как держать ее приходится двоим, решаем, что действовать будем по очереди, в порядке знакомства. Первым оказывается Сид, у него самый большой стаж и он в отличной форме. Едва увидев его со спущенными брюками, мисс Кавендиш отворачивается и крепко закрывает глаза. Я уже чувствую, как она дрожит. Мне, может, и было бы ее жалко, да уж больно досадила своими фокусами.
Сид, как всегда, не спешит и даже к изнасилованию подходит со всей основательностью. Просовывает руку между ног, щекочет, осваивается, потом неспешно поглаживает живот, поигрывает грудями и наконец разводит ей ноги и с видом знатока заглядывает в дырку. Объявляет, что она не девственница.
Ей, конечно, страшно. Наверное, думает, что у нас уже есть план, как избавиться от тела, как только все закончится… Однако она сдаваться не желает и дерется как кошка. В общем, не облегчает Сиду жизнь, а ему ведь надо улучить спокойный момент. Мы с Артуром пристально наблюдаем за всем происходящим. Сид раздвигает створки и трется концом о подрагивающие от напряжения бедра. Мисс Кавендиш немо таращится на нас, переводит взгляд с одного на другого. Ей удается сдвинуть платок, но страх лишил ее голоса. Она не кричит, не зовет на помощь и не угрожает, а лишь испуганно шепчет, умоляет отпустить…
— Пожалуйста, не надо! Не делайте этого со мной. Я больше никогда, никогда в жизни не буду никого дразнить… клянусь! О, пожалуйста… пожалуйста! Мне очень жаль… я вела себя непозволительно… такое больше не повторится! Не надо… не позорьте меня…
Но поздно, время, благих намерений прошло. Потом, когда-нибудь, мы, может, и поговорим с ней с позиций здравого смысла, однако, как справедливо указывает Артур, сначала она должна усвоить урок. Сид прицеливается… ее бедра застывают в напряжении… Мы с Артуром оставляем в покое ее груди и даем Сиду полную свободу действий. Путь открыт! Живот у нее подрагивает, соски затвердели и напряглись. Большие и темные, они напоминают зрачки в центре глаз.
— НЕТ!.. Нет… нет… нет… Нет…
Сид проталкивает конец в щель… загоняет его дальше… дальше… яйца задевают ее гладкие ноги. Не давая им сомкнуться, он медленно вводит его на всю длину и, упершись, начинает трахать сучку. Она стонет… мычит. — Не хочет никого из нас видеть… не хочет, чтобы мы видели ее лицо… Но Сид не дает ей отвернуться и заставляет открыть глаза.
— Ну как, сука? Как оно? Тебе ведь этого хотелось. Ты с самого начала на это напрашивалась. Что же не улыбаешься? Разве ты не счастлива, ты, грязная шлюха? Почувствуй, как он ходит в тебе! Черт возьми! Я хочу, чтобы ты все почувствовала! Может, тебе это поможет… пойдет на пользу… — Он дрючит ее с такой силой, что уже невозможно понять, отчего она так прыгает и дергается. — Я тебя раскрою… проложу колею… теперь ты уже не сожмешь, как раньше, ножки, когда какой-нибудь бедолага вздумает тебя отыметь…
Первые несколько минут стерва еще сопротивляется. Но нет такой силы, которая заставила бы Сида вытащить шланг, пока он не кончит. Постепенно до нее доходит, что сопротивление бесполезно, что ей не столкнуть его с себя… что она разбита… остается только ждать, пока все завершится. Она затихает.
«Тропик Рака» — первый роман трилогии Генри Миллера, включающей также романы «Тропик Козерога» и «Черная весна».«Тропик Рака» впервые был опубликован в Париже в 1934 году. И сразу же вызвал немалый интерес (несмотря на ничтожный тираж). «Едва ли существуют две другие книги, — писал позднее Георгий Адамович, — о которых сейчас было бы больше толков и споров, чем о романах Генри Миллера „Тропик Рака“ и „Тропик Козерога“».К сожалению, людей, которым роман нравился, было куда больше, чем тех, кто решался об этом заявить вслух, из-за постоянных обвинений романа в растлении нравов читателей.
Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности.
Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом».
«Черная весна» написана в 1930-е годы в Париже и вместе с романами «Тропик Рака» и «Тропик Козерога» составляет своеобразную автобиографическую трилогию. Роман был запрещен в США за «безнравственность», и только в 1961 г. Верховный суд снял запрет. Ныне «Черная весна» по праву считается классикой мировой литературы.
Секс. Смерть. Искусство...Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.«Нексус» — такой, каков он есть!
«Тропик Козерога». Величайшая и скандальнейшая книга в творческом наследии Генри Миллера. Своеобразный «модернистский сиквел» легендарного «Тропика Рака» — и одновременно вполне самостоятельное произведение, отмеченное не только мощью, но и зрелостью таланта «позднего» Миллера. Роман, который читать нелегко — однако бесконечно интересно!
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.