Под крыльями — ночь - [75]

Шрифт
Интервал

Скоро она позовет меня, я поднимусь, выспавшийся, посвежевший, обольюсь у колодца холодной водой — и в дом. А на столе уже стоит макитра с горячими подрумяненными пирогами…

А печка всё потрескивает, это уже не сон, и я блаженно раскрываю глаза…

Дощатая перегородка, чужая хата мгновенно возвращают меня из далекого далека. И нет детства, нет мамы, только потрескивают дрова в русской печи. Недавнее радостное чувство сменяется привычной сосредоточенностью. Война еще не кончена, впереди много боев, нужно держаться…

Начались боевые полеты. Ночью летаем, днем продолжаем готовиться к зиме. Особенно достается техническому составу. Обмундирование у наших техников поизносилось. К зиме необходимо людей одеть, обуть. Старшине Шкурко приказано: только появится на складе обмундирование, оформить документы и организовать получение.

Обмундирование есть, документы оформлены, но вот получить его никак не удается. В течение недели ходит старшина на склад, к начальнику вещевого довольствия, и изо дня в день повторяется одно и то же:

— Здравствуйте, товарищ начальник.

— Меня здесь нет. Приходите завтра…

Шкурко — старшина по званию, по должности и по призванию. Старшина эскадрильи — это главный ее хозяйственник, и от того, как он работает, зависит материальное благополучие всех. Старшиной я был доволен. Среднего роста, коренастый, с широким полным лицом, неповоротливый на вид и немногословный, он был неутомим и вездесущ. Ему не надо было приказывать, напоминать. Незримою тенью он следовал за командиром. Заранее предугадывал, когда, где и какое будет совещание, собрание, заседание, и старался «быть под рукой». При получении боевого задания ему как будто на КП и делать нечего, а он сидит незаметно где-нибудь в уголке недалеко от командира, лицо флегматичное, сонное. И вдруг какая-нибудь маленькая заминка, связанная с решением технического вопроса, надо срочно вызвать инженера; я поднимаю голову, ищу глазами, кого бы послать, и встречаюсь со спокойным взглядом Шкурко. «Я уже распорядился, товарищ командир. Инженер сейчас будет здесь». Действительно, через минуту входит инженер… Вот таким был старшина Шкурко.

Стоило ему только услышать наш разговор с инженером эскадрильи Плахотником о том, что пора строить на зиму землянки для техсостава, но трудно с лесом для перекрытий, надо нажимать на БАО, — и он сразу сделал для себя вывод. Обследовал вокруг аэродрома территорию, обнаружил какое-то оставленное немцами строительство и всё, что оказалось пригодным, привез в эскадрилью. На строительстве землянок закипела работа.

Только с обмундированием у Шкурко ничего не получалось. Он уже не ожидал моих расспросов, а сразу при встрече докладывал: заявка и ведомости готовы, угадать бы лишь время, когда будет свободен зав-складом…

Так и не было конца этой проволочке с экипировкой техсостава, пока не подвернулся случай, ловко использованный старшиной. Но прежде чем рассказать о том, как закончилось единоборство старшины с деятелем вещевого снабжения, мне придется немного отвлечься в сторону.

…Фронт стабилизировался. Противник подтягивал резервы, имея, видимо, намерение подольше задержаться на укрепленном рубеже. Нашей задачей было бомбить скопления войск и техники на аэродромах, железнодорожных узлах, перегонах и почти у самой линии фронта. Полет до Орши занимал всего два часа, и мы делали по два, а молодые летчики даже по три вылета.

Обстановка деловая, настроение у летных экипажей бодрое. Так всегда бывает при интенсивной боевой работе. Но вскоре хорошая погода сменилась осенним ненастьем. Октябрь брал свое. Ветер, низкая облачность, мелкий моросящий дождик, проникающий, кажется, во все поры… Летные экипажи в боевой готовности № 1 коротали ночи на КП, слушая, как барабанит по стеклам дождь. Непогода и безделье делали всех злыми, раздражительными.

В одну из таких ночей мне выпало лететь на разведку погоды. У линии фронта она для боевой работы была непригодной. Земля передала распоряжение обследовать район действия на 150 километров в глубь территории, занятой противником. Там погода оказалась еще хуже, меня прижало облачностью к самой земле, и я вынужден был пойти на набор высоты в облака.

Началось легкое обледенение, и вдруг — просвет, видна земля.

— Командир, давай вниз! Нам ведь еще надо сбросить бомбовый груз, — говорит штурман.

Круто снизились. Теперь бы только найти подходящую цель и сбросить бомбы. Нам, разведчикам, предоставляется право самим отыскивать цель и поражать ее, если основная цель закрыта.

С земли уже давно передали распоряжение возвращаться на базу, но у нас еще не сброшены бомбы.

По расчету штурмана мы где-то вблизи железной дороги Орша — Минск. Слева или справа, пока неизвестно. Наконец, идя курсом на северо-запад, мы обнаружили железную дорогу. А облачность прижимает всё ниже и ниже. Высота сто метров. С такой высоты бомбить опасно.

Впереди показалась речушка, на ней переправа.

Штурман Кириллов колдует над приборами.

— Теперь, командир, с этим курсом давай на набор высоты в облака, буду бомбить по расчету, дай только безопасную высоту.

Я повел самолет в облака, строго выдерживая заданные штурманом условия. Кириллов ухитрился точно определить цель и сбросить бомбы. Высота еле достигала отметки триста метров по прибору. От каждого разрыва ощущались неприятные толчки.


Еще от автора Степан Иванович Швец
Рядовой авиации

Книга посвящена становлению нашей авиации, героизму и мужеству советских летчиков в борьбе против фашистских оккупантов. В центре повести один из ветеранов советской авиации — Евгений Иванович Борисенко, который с честью прошел суровую школу Великой Отечественной войны. Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.


Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.