Под крыльями — ночь - [72]

Шрифт
Интервал

На сей раз обсуждался вопрос о быстрейшем введении в строй молодых экипажей. Нужен инструктор, но кого назначить? Нельзя отрывать людей от боевой работы. Сидим, рядим, вдруг стук в дверь. Входит возвратившийся из отпуска командир звена Иванец. В руках у него огромный арбуз — редкость для того времени.

— Разрешите передать вам пламенный привет от солнечного Казахстана и преподнести этот арбуз. Здравствуйте, товарищи! Товарищ командир, летчик Иванец прибыл из отпуска в ваше распоряжение.

Отдохнувший и повеселевший, он выглядел совсем по-другому. Арбуз тут же разрезали, слово предоставили отпускнику. Иванец рассказал о встрече с семьей, о том, какое впечатление произвело его воскрешение из мертвых. Знакомые и незнакомые приходили в дом поздравить и, по местному обычаю, приносили подарки.

Заговорили о будущем. Иванец уже немолод, нервы истрепаны, тяжело пережил свою катастрофу.

Зная из опыта, что некоторые летчики, после того как их сбивали, какое-то время испытывали робость перед боевым заданием, я предложил Иванцу поработать с молодыми. Он согласился. Оказалось, что у него есть опыт в этом деле, так как он когда-то работал инструктором в летной школе.

Вопрос об инструкторе был таким образом решен, и Иванец приступил к новым обязанностям. Составил план работы, график полетов. Начал летать сначала днем, затем ночью, экипажи быстро вводились в строй.

Я проверил его работу непосредственно на старте и остался доволен. Со временем Иванец стал готовить летчиков не только для нашей эскадрильи, но и для всего полка. Трудно было вообразить, что дни его сочтены.

Иванец проводил дневную тренировку — полет по кругу. Едва я собрался уходить с аэродрома, как дежурный позвал меня к телефону. Беру трубку. Со старта докладывают: самолет, на котором Иванец тренировал летчика, шел по кругу, вдруг взревели моторы, самолет опустил нос, вошел в отвесное пике и врезался в землю…

Я позвонил командиру корпуса генералу Юханову, вскоре он приехал. Расспросив очевидцев, мы выехали на место происшествия. Катастрофа произошла километрах в десяти западнее аэродрома. Самолет упал в болотистую местность и ушел в землю по самую турель, только хвостовое оперение торчало.

Необходимо было установить причину случившегося. Я с трудом забрался в самолет через лаз стрелков, обследовал хвостовое оперение, полагая, что, возможно, что-то произошло с креплением узлов руля глубины, по не нашел никаких неисправностей. Причина катастрофы так и осталась невыясненной.

В полку все были потрясены. Вблизи аэродрома, днем, во время тренировочного полета! После всего, что пережил и испытал Иванец, — такая нелепая, несправедливая гибель…

Генерал Юханов распорядился похоронить товарищей на месте. Останки торчащего хвостом кверху самолета засыпали землей. Получился внушительных размеров курган. Затем обложили его дерном, установили наверху временный обелиск со звездой и надписью. Простились…

Как и тысячи других, разбросанных по степям нашей Родины в разные эпохи, курган этот будет напоминать живым о суровом прошлом, и, возможно, в далеком будущем археологи, изучая прошлое Подмосковья, вскроют могилу и по останкам самолета и людей будут изучать нашу эпоху…

Хочется рассказать и еще об одном боевом товарище. Летом 1942 года к нам в часть прибыл летчик Николай Степаненко и сразу же включился в боевую работу.

В первые же дни войны он был сбит. Выпрыгнул с горящего самолета на территории, занятой немцами, получил травму. Крестьяне подлечили его, переодели, он отпустил бороду и с палочкой в руках пробирался на восток — к «родственникам». Пробирался и наблюдал. Он многое видел…

— Я видел, — сказал нам Степаненко, — как под Кременчугом фашистский летчик с бреющего полета расстреливал поезд с детьми. На крыше каждого вагона алел огромный красный крест, но фашист пикировал на состав. Я видел древнюю старуху, которой до смерти, как говорится, два дня осталось. Фашисты вместе с другими стариками запрягли ее в упряжку и заставили волочить тяжелую пушку. Старуха умерла в упряжке. Но гитлеровцы не разрешили распрячь упряжку, и старые люди продолжали тащить орудие вместе с трупом…

Благородное ожесточение, лютая, священная ненависть к врагам овладели летчиком Степаненко. Всё виденное, всё пережитое настолько ожесточило доброго от природы советского летчика, что он летал громить врага, я бы сказал, с жадностью, летал без устали, как бы стремясь наверстать упущенное.

«Сквозь грозовые разряды, сквозь нескончаемую толщу облаков, — писал о нем военный корреспондент, — не раз неслась тяжелая машина гвардии старшего лейтенанта Николая Степаненко к Берлину, Бухаресту, Данцигу, Кенигсбергу. Под плоскостью проплывали города и села Украины — трижды любимой в разлуке родной земли. В тягостной тьме лежит далеко внизу земля Родины, и от этого одновременного ощущения ее близости и отчужденности сердце бьется горячее, мозг работает тревожнее, мысль становится яростней и острей».

Типичный украинец, шутник и острослов, Степаненко пересыпал свою речь украинскими прибаутками. Там, где Степаненко, всегда оживленно, весело. И как приятный собеседник, и как бесстрашный воин, боевой летчик, он заслуженно пользовался большим авторитетом, глубоким уважением в нашей среде. В боевой работе он многих уже обогнал. Три боевых ордена украшали его грудь. За сотню боевых вылетов перевалило, а он, как говорится, не сбавлял темпы. И если его самолет бывал в ремонте, он садился на запасной и продолжал летать.


Еще от автора Степан Иванович Швец
Рядовой авиации

Книга посвящена становлению нашей авиации, героизму и мужеству советских летчиков в борьбе против фашистских оккупантов. В центре повести один из ветеранов советской авиации — Евгений Иванович Борисенко, который с честью прошел суровую школу Великой Отечественной войны. Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.


Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.