Под крыльями — ночь - [49]

— Кто здесь пиликает?

— Не знаю, товарищ майор.

В это время из-за угла выходит Робуль со скрипкой и смычком в руках, как-то виновато и вместе с тем лукаво улыбается и говорит:

— Это я, товарищ майор.

Будь на месте Робуля кто-то другой, я устроил бы виновнику разнос, но его улыбка меня обезоружила. Я спросил сердито:

— Зачем ты это делал?

— Чтобы обратить на себя внимание, товарищ командир.

— Другого способа не нашел?

— Разрешите мне поговорить с вами.

— Ну, пожалуйста. — Я пожал плечами. — Пойдем ко мне.

Мы зашли в комнату, и Робуль открыл мне причину своей хандры. Виновным оказался… я со своей излишней осторожностью. Дескать, мы летаем, громим врага, а он, Робуль, сидит дома, «набирается опыта», и ему больше ничего не остается, как играть на скрипке «Позабыт, позаброшен…»

Я выразил ему сочувствие и обещал поддержку. С тех пор Робуля стали чаще вносить в плановую таблицу, а себя как командира я впервые упрекнул за невнимательность. Должен сказать, что и Робуль, и Коваль, войдя в строй, со временем стали прекрасными летчиками и успешно воевали до самой Победы.

В октябре 1942 года главная задача, которую мы решали в боевом содружестве с другими однородными авиационными частями, состояла в том, чтобы затруднить снабжение гитлеровцев, блокирующих Ленинград. С этой целью подвергались бомбардировкам коммуникации противника, его тыловые авиационные базы.

После одного удачного налета на Смоленский аэродром противник решил нанести ответный удар по аэродромам нашей авиации дальнего действия. Перед очередным полетом командование рекомендовало нам на всякий случай иметь в виду запасные аэродромы. После взлета мы, находясь на маршруте, заметили на фоне угасающей зари летевшие на восток немецкие бомбардировщики. Они шли строем — клином из девяти самолетов, держа курс на Москву. Таких девяток в ту ночь мы насчитали три. Нас удивило, что фашисты ночью на бомбардировку летают строем. Мы предпочитали одиночные полеты, предоставлявшие экипажам большую свободу действий.

Вероятно, гитлеровское командование не доверяло служебному рвению большинства своих летчиков и поэтому предпочитало, чтобы командиры водили их «на привязи».

Мы опасались, что в этот раз нам придется садиться на запасной аэродром, так как наш будет разбит. Но оказалось, что ни один вражеский самолет не прорвался даже сквозь первое кольцо ПВО Москвы. В последующие ночи мы часто встречали вражеские девятки и даже пытались перехватить их. Самолеты противника просматривались на фоне вечерней зари, нас же, идущих с востока, они не видели. Мы решили пройти строго под ними и прошить строй из крупнокалиберного пулемета. Идея заманчивая, но нам так и не удалось ее осуществить: то поздно обнаружим цель, то не успеваем к ней подстроиться. Ведь встречные скорости складываются, замешкался на какое-то мгновение — и цель упущена.

Замысел зародился не только у нас, и исполнить его посчастливилось летчику Курбатову, с которым я еще до войны служил в одном отряде. Заметив прямо перед собой гитлеровцев, он приказал стрелку приготовиться и пошел на сближение. В воздухе при сближении, да еще ночью, трудно сразу различить, кто выше, кто ниже. Курбатов точно провел машину под строем противника, и в это короткое мгновение встречи стрелок успел сбить один самолет гитлеровцев. Молодец Курбатов! С удовольствием пожал бы ему тогда руку. Но он служил в другом соединении, и об этом случае мне рассказывали его товарищи.

В эти же октябрьские дни появилась у нас новая забота: некоторые из нас стали приводить за собой «хвосты».

После перелета линии фронта на обратном пути мы, как правило, включали аэронавигационные огни во избежание случайного столкновения в воздухе. Огоньки других самолетов на своей территории не настораживают, знаешь, что это свои. Но вот однажды при посадке нашего самолета другой, идущий следом, открыл по нему огонь, затем потушил огни, прошел над аэродромом и безнаказанно скрылся. Некоторое время спустя гитлеровцы обстреляли подобным образом еще один самолет и основательно его продырявили. После этого случая приходилось быть начеку, следить, нет ли За тобой «хвоста».

«Хвост», как правило, идет немного ниже, его зачастую трудно разглядеть, а он нас видит по вспышкам из выхлопных патрубков мотора. Что предпринять? Надо маневрировать: резко «клюнуть» вниз метров на пятьдесят. Если «хвост» есть, он станет виден на фоне неба либо тоже по выхлопным патрубкам. Иногда замечаешь идущий сзади самолет и без снижения. Теперь задача — уйти от него. Это не так уж трудно. Если сзади свой, то он будет идти своим курсом, не обращая на тебя внимания, если это «хвост», то он пойдет следом. Чтобы удостовериться, меняешь курс градусов на сорок пять. Отвязался? Нет, тоже повернул. Значит, чужой. Можно открывать огонь. Но нет, пока не стоит. А вдруг это кто-то из молодых наших летчиков? Бывает и такое. Лучше уйти. Делаешь еще один поворот, на этот раз в противоположную сторону. Самолет не отстает. Теперь почти убежден, что это «хвост», и решаешь окончательно от него избавиться. Бросаешь машину вниз, разворачиваешься на 180 градусов и несколько минут идешь обратным курсом. В таких случаях преследователь, как правило, теряет тебя из виду. После этого ложишься на прежний курс и продолжаешь полет. Этот маневр делали почти все, кто замечал за собой «хвосты», и приводить их стали реже. Не везло только некоторым молодым экипажам, которые еще не умели тщательно следить за воздухом.