Под крылом - [53]

* * *

Крошечное солнце, расщепившись на молекулы, светилось под кожей. Бежало по венам и артериям вместе с кровью. Проникало в сердце.

Ни одна синткожа не была способна удержать в себе жар солнца. Органическая на эту роль тем более не подходила.

Итаним плавился, хотя ядро раз за разом выдавало, что внутренняя температура лишь немного превышает допустимую. Солнце в нем увеличивалось, росло, захватывая все больше с каждым мигом, грозясь прорвать кожу.

Перезагрузка сделала лишь хуже. Гибрид попытался добраться до источника жара, который прятался под ребрами, но только и смог, что вцепиться пальцами в пижаму. ИИ завис.

Как тогда, на кухне, со стеклянным блюдом. Свет проникал сквозь прозрачные граненое дно, причудливо преломлялся и отскакивал на стены яркими светлыми пятнами.

Только теперь все пятна касались Итанима.

А потом рядом появился кто-то. Руки его касались головы гибрида, забирая те странные ощущения, неопределимые ядром, и взамен отдавая что-то другое, во много раз лучше.

Солнце — это крошечное и одновременно огромное, — потянулось к рукам. И Итаним, не в силах ничего сделать, потянулся вместе с ним.

Жар под кожей медленно утихал. А кто-то, — гибрид не знал, кто, но он управлялся с солнцем, — говорил. И голос его отражался от стен. Трансформировался в свет.

Касался кожи, и проходил сквозь нее, усмиряя пламя, пожирающее тело Итанима.

И Рис понял — если голос замолчит, а руки отдернутся — он сгорит. Но слова, смысла которых было не разобрать, продолжали звучать. Повторялись, и за ним скрывалось что-то еще…

А спустя вечность гибрид осознал — голос принадлежал Зафу. Как и руки — широкие ладони, лежащие на его висках.

Солнце шевелилось, прорастая сквозь Итанима. И когда оно добралось до ядра, — гибрид увидел Зафа.

И странные наросты за его спиной. Не белые, но и не серые — они светились.

И сам Заф светился, переливался золотом. Но свет его, касаясь Итанима, не обжигал.

Гибрид потянулся к нему вместе с солнцем, что росло в нем. Попытался рвануться, спасаясь от жара, что бежал по венам…

И провалился в темноту.

* * *

Заф с неприязнью заглянул в чашку, и зажмурившись, обреченно допил крепкий холодный чай. Можно было сходить на кухню и положить пару ложек сахара, но хирург боялся отходить далеко от кровати.

Итаним ночью несколько раз начинал ворочаться и стонать. Обезболивающее помогло лишь в первый раз, на второй не принеся никакого эффекта.

И Чайка, ощущая чужую боль, клал ладони гибриду на голову и негромко пел. Проросшее зерно, слишком слабое и маленькое, тянулось к нему, не желая погибать, и лае раз за разом давал ей силу.

Или может, это сам Итаним хотел жить?

Заф не знал.

Лишь понимал, что не хочет, чтобы рядом с ним кто-то умирал.

Так было уже однажды, в приюте.

И хирургу в какой-то момент казалось, что он снова там, — рядом со старой детской кроватью, на которой лежал его старший брат.

Вот только теперь Заф был взрослым и сильным.

И он тихо пел, делясь энергией. И Итаним успокаивался, затихал еще на полчаса. Судорожно сжатые ладони прекращали цепляться за края одеяла. Проросшее зерно замолкало, и чужая боль исчезала.

Хирург получал еще немного времени на размышления.

Перерождение всегда было полным. По крайней мере, о других вариантах Заф никогда прежде не слышал.

И Эрелим рассказывал, что зерна одинаковые. Просто подходят не всем.

Чайке вот подошло одно…

Протянув руку, лае осторожно коснулся ладонью головы гибрида. Итаним лежал с закрытыми глазами, размеренно дышал и казался спящим.

Никаких признаков перерождения не было. Если бы оно завершилось по всем правилам, гибрид стал бы другим.

— Да куда уж проще то? — В голосе Малкольма звучит неприкрытая насмешка. — Так хоть гарантия будет, что тебя с первой попытки не прибьет какой-нибудь начинающий охотник!

Заф недоверчиво держит на протянутой ладони золотистое рисовое зерно. Оно теплое, и с каждой секундой становится горячее.

— Может, возьмешь себе? — Он поворачивается к Малкольму. — Я… Я не хочу им обладать.

Рыжий недоверчиво фыркает, косится на зерно. Поджимает губы.

Малкольм не против взять его, если предлагают. Заф не обманывает, вот только Эрелим сидит на бортике фонтана. Нет, он не запрещает передавать зерна, вот только хочет ли эта крошечная искра оказаться в чужих руках?

Малкольм отдал бы зерно сестре. Ей нужнее, чем этому… Придурку доверчивому.

— Я крут и безо всяких «последних шансов»! — Наконец уверенно бурчит Рыжий, и на всякий случай складывает руки на груди. — Да и потом, мне нравится мой цвет оперения! Сам меняй перья на золотые!

Но у Итанима не появилось крыльев. Строение позвоночника осталось прежним, как и все внутренние органы. Заф еще дважды приносил сканер, цепляя его на руку гибриду, но прибор так и не нашел изменений.

Но при этом, когда хирург пел, под кожей у гибрида слабо светились золотые искры проросшего зерна. Впитывали, как губка, отдаваемую энергию, напитывались ей и тянулись, пытаясь стать больше.

Зафа грызла вина, что он не может отдать еще больше. Глядишь, так бы зерно успело бы…

Под утро оно прекратило замерзать, и лае, отставив чашку и усевшись на краю кровати, задремал, растопырив правое крыло над гибридом. Чайке казалось, что так проросшему зерну теплее.