Под итальянским солнцем - [50]

– Как продвигается строительство эстакады? – скрипел Гралини. – Кажется, со вступлением вами в должность работы вышли на другой уровень? – вкрадчиво подбрасывал он наживку.

И Формикони, забыв о распиленных откатах, радостно заглотил приманку.

– Да, да, вы совершенно правы, мы сильно увеличили темпы возведения автомоста.

Внизу экрана шла раскадровка пустынной стройки.

– К сожалению, нам пришлось поменять железобетонные конструкции. – Камера медленно проползала по старым рассыпающимся сваям с торчащими железными прутьями, и так каждый последующий кадр противоречил очередной фразе, сказанной Формикони.

Вся Италия знала, что эстакада в Калабрии строилась уже почти десять лет, хотя срок исполнения прошел уже три года тому назад, и затраты на ее реализацию как-то сами собой увеличились на миллионы и миллионы евро, и только Формикони, который вступил в должность совсем не вчера, все рапортовал об успехах.

Наверное, и эта передача могла бы превратиться в юмористическую, если бы не так грустно выглядели кадры с изображением заброшенных цементных блоков и треснутых перекрытий, мелькающие под щекастой физиономией улыбающегося Формикони.

Лола очень симпатизировала этому успешному журналисту и была рада, что они работают на одном канале, но по разной тематике, и он не является ее конкурентом.

Вторыми по сложности работы со зрителями и специально приглашенными считались криминальные передачи. Лола помнила о своем последнем эфире, который поднял рейтинг программы на заоблачную высоту и оставил особый след в ее душе. На этот раз она старалась предусмотреть все возможные варианты развития событий. «Главное, что я сама оказалась в центре этой истории, – размышляла Лола, – это случается не так часто. Я смогу от первого лица еще раз рассказать, что произошло и как мы попали в западню, но уже с окончательно названным злодеем, точнее злодейкой».

Глава 43

Много-много лет Маурицио не отдыхал так, как здесь в тюрьме. Он горько усмехнулся своей мысли. После ужина ему давали успокоительное, и он засыпал сразу же, но спал тяжело, ворочался и все вспоминал случившееся – снилась ему Беа, которая тянула руки из черной дыры колодца и все шептала: «Холодно мне, холодно», снился ее красный накрашенный рот, но как-то отдельно от нее самой, как будто он жил и говорил с ним сам по себе – открывался, выплевывал слова и хохотал этим наглым смехом, каким умела смеяться только недоступная Беа. Наутро он вставал такой же уставший и еще долго не мог прийти в себя от ночных сновидений.

– Какого черта ты отнес в полицию мобильник Беа?! И даже не посоветовался! А какого хрена ты его себе оставил, ведь было сказано: жги все?! Одурел совсем под старость! Или в тюрьму сесть не терпится? – кричали на него жена и дочь.

А он дрожал, как в лихорадке, от одной мысли, что труп ребенка никогда не найдут и он не будет предан земле. Оставив себе ее розовый телефончик, как память, он решил, что, если отдаст его полиции, сказав, что нашел в поле, это поможет следствию разыскать и похоронить тело девочки. А дальше… Что они смогут узнать, когда труп пролежал в воде более двух недель? Да и вряд ли подумают на его семью, ведь в Аверане все знали, что Беа для них как родная. Но к худшему Маурицио тоже был готов…

Ночные видения все продолжали мучить его, а чувство вечного озноба, казалось, поселилось в нем с тех пор, как он опустил труп племянницы в гниющую воду.

Не освободился он от этих снов даже после того, как указал то жуткое место, куда бросил тело. И даже после того, когда мертвую Беа подняли на поверхность, ночные кошмары так и не оставили его.

Проснувшись, он сразу вспомнил про свой оливковый сад, который ждал, когда его семья примется за сбор урожая, и погрустнел еще больше. Трактор так и не починен, сети, которые они раскладывали под деревьями, не залатаны, да и кто будет всем заниматься, ведь его дочь тоже сидит в тюрьме. Про Сабрину он знал из новостей, которые постоянно показывали по телевизору. Самоуверенная журналистка Лола то комментировала так, как будто все ей уже известно заранее, а иногда, наоборот, подавала произошедшее таким образом, что знак вопроса будто зависал в воздухе, оставляя всех в полном недоумении.

Новости им разрешали смотреть в общем холле, а его историю теперь называли «Убийство в Аверане» и крутили буквально по всем каналам, но он все переключал на пятый, чтобы еще раз увидеть, как эта стройная девушка, четко выговаривая слова, раскладывала по полочкам все события последних дней.

На экране опять появились машины с мигалками и Сабрина в сопровождении двух полицейских, усаживающих ее на заднее сиденье.

Маурицио совершенно не представлял, чем может помочь дочери, кроме того, что он уже сделал. И то ли от лекарства, которое он принимал на ночь, то ли от того, что все пережитое было выше его сил, на него напало тупое опустошение. Ему стало совершенно все равно, что там мелькает на экране и какие реплики отпускают сидящие здесь же заключенные.

И откуда они все это накопали? – и он с равнодушием узнавал новые для себя подробности о своей дочери, о жене и даже о себе самом.