Под грязью — пустота - [59]

– Я к знакомой приезжал, в село.

Старший вытащил из кармана зажигалку, прикурил от нее сам, поднес огонек Милякову.

– Тут у нас такое дело, – старший несколько раз затянулся, – мы тут закон нарушаем понемногу, ты как, не возражаешь?

Прищуренные глаза говорившего смотрели насмешливо. Парень с ружьем, стоявший справа, усмехнулся.

– Или будешь нас арестовывать?

Миляков кашлянул.

– А вы чего здесь топчетесь? – старший посмотрел на остальных, – Пошарьте возле дороги, внимательно только.

Трое двинулись к остановке.

– Ты по дороге от села никого не видел?

– Нет, – автоматически ответил сержант.

– Точно?

– Точно.

– Нолик! – обернувшись, крикнул старший, – посмотрите от остановки и в глубину леса.

Миляков курил сигарету, не чувствуя вкуса.

– Тебя как зовут?

– Вася.

– Это ж надо, – усмехнулся старший, – живого человека Васей назвать. А меня зовут Кирилл.

– Очень приятно, – пробормотал Миляков.

– Ага, счастье, надо полагать, испытываешь, – Кирилл посмотрел на небо, – погодка – высший класс. Замечательная погодка. Только жить и жить! И умирать, наверное, совсем не хочется. Или как?

– Не хочется.

– А как же с нарушением закона? Честно тебе скажу, мы из организованной преступности. С нами нужно бороться.

Издевается, тоскливо подумал Миляков. Лучше бы уж сразу… Сержант оборвал страшную мысль. Нет. Пусть делает что хочет, лишь бы не…

– А это не мое дело, – сказал хриплым голосом Миляков и откашлялся, – вы же правил дорожного движения не нарушаете.

– Точно, – засмеялся Кирилл, – не нарушаем.

– Тогда у меня нет к вам претензий, – нужно продолжать разговор в таком шутливом тоне.

– Ну тогда и у нас к тебе нет претензий, – Кирилл далеко бросил окурок, – ты сейчас куда?

– На трассу.

– Далеко.

– Может подвезет кто…

– Может. Ладно, я пойду. Некогда мне. Вряд ли ты сейчас поймаешь какую-нибудь машину. Но если тебя снова остановят на дороге, скажешь, что уже разговаривал со мной. Понял?

– Понял.

– Ну и отлично. – Кирилл повернулся спиной к сержанту и пошел к лесу.

Миляков стоял неподвижно, боясь поверить своему счастью. Он провожал взглядом фигуру Кирилла, и на свете не существовало ничего, кроме этого сорокалетнего мужика.

Уже перед самыми деревьями Кирилл обернулся:

– Вась! – крикнул он. – Если тебя остановят наши, попроси, пусть подвезут. Не дрейфь, не тронут.

Кирилл махнул рукой и вошел в лес. Еще несколько минут его было видно, потом и он, и его попутчики скрылись из виду.

Миляков выдохнул, отбросил в сторону сигарету. Повезло. Повезло. Возникло желание плюнуть на все, вернуться к Надежде и напиться как следует.

Нельзя. Напарник будет ждать. Миляков еще с минуту постоял, приходя в себя. Все, нужно идти.

Сержант переложил сумку в другую руку и повернулся спиной к остановке.

– Вася! – сержант вздрогнул и замер.

Голос послышался откуда-то сбоку, от леса.

Миляков обернулся, какой-то парень махнул ему рукой из-за дерева:

– Вася, тут Кирилл забыл тебя предупредить.

– Что?

– Сюда иди!

Сержант подошел к парню, лихорадочно соображая, о чем же мог забыть его предупредить Кирилл. Ведь все уже, все кончилось.

Миляков подошел к парню, не обратив внимания ни на его испачканный чем-то бурым спортивный костюм, ни на прилипшие к одежде сухие листья. Сержанту было не до того. Он пытался понять, зачем его снова окликнули.

Парень посмотрел за спину Милякову, глаза его удивленно расширились:

– Ни фига себе!

Сержант обернулся к дороге. Ничего особенного, дорога как дорога, пустая…

Что-то сжало шею, перехватило дыхание. Сержант выронил сумку, поднял руки к горлу. В глазах потемнело. Миляков попытался вздохнуть, но вместо воздуха в легкие хлынул мрак.

Пустота

Хозяин поймал себя на том, что ему нравится наблюдать, как Краб пытается удержать ситуацию в своих руках. Сильный, настойчивый, целеустремленный Краб сейчас напоминал ребенка, целый день строившего башню из кубиков, а потом вдруг перед самым моментом демонстрации ее родителям вдруг заметившим, что башня покачнулась.

Однажды нечто подобное случилось с внучкой Хозяина. Вначале она испугалась, обернулась к сестре и закричала, что это та виновата, что это она все подстроила, что это противная Люба подтолкнула кубики.

Потом внучка попыталась подвинуть кубик в самой середине сооружения, потом попыталась удержать башню, потом… Потом кубики обрушились, и внучка закричала так, будто закончилась жизнь и рухнула не башня из кубиков, а весь мир.

Страшный и опасный Краб вел себя будто маленький ребенок, испуганный тем, что рушится дело его рук. Испуг, агрессия, тщетные попытки исправить, удержать и… И неизбежный крах.

Хозяину нравилось видеть эти чувства на лице Краба, и одновременно Хозяин понимал, что сам ведет себя неправильно. Он слишком поддался эмоциям, слишком хочет не просто защититься от Краба и защитить свое дело, но и получить удовольствие от уничтожения бывшего помощника.

Это было неправильно, Хозяин всегда старательно разделял дела и эмоции, но теперь ничего не мог с собой поделать.

Краб что-то говорил, Хозяин слышал только интонации его голоса, только злость, страх и неуверенность, которые овладели обычно невозмутимым Крабом. Хозяина не интересовало то, что Краб говорит, какие предположения строит. Хозяину нужно было просто ждать, когда кубики упадут. Тогда Краб будет не опасен.