Под дном морским - [18]

Бурение продолжалось. Однажды бурав продвинулся сильнее обычного, как бы провалился и, если бы не рукоятка, ушел из рук — очевидно, он попал в новую мягкую породу.

Аконт перенес бурение в другое место и получил тот же результат.

Но это было только на бугре, в других местах бурав упирался в еще более плотную породу, и работа почти останавливалась.

Эта загадка взволновала геолога — он детально расспрашивал, брал все новые пробы, но в воду лезть не решался. Загадка оставалась неразрешенной. Аконт целиком переехал под воду, не выходя оттуда по восемь, девять часов и имея с собой на поясе сгущенное молоко, которое сосал по трубочке.

Лагерь к тому времени представлял большую производственную организацию. Трюмы заполнялись золотом и алмазами. Нагрузка уже доходила до пределов. Решено было все оборудование оставить на острове, ничего не брать с собой из выгруженного; все свободное место, даже за счет жилой площади, заполнялось золотом и алмазами.

* * *

Была душная ночь. Предстояла гроза. Слесарю не спалось; он решил пойти проверить электродвигатели. Тихо выйдя из палатки, обошел ее, чтобы сократить путь к машинам и… замер на месте.

Чья-то тень кралась по лагерю. Судя по очертаниям — свой — матрос. Слесарь решил было продолжать дорогу, но осекся. Подумал: случись что-либо с машинами, вновь всплывут старые подозрения, и его ночное путешествие будет ложно истолковано. Он припал к земле.

Тень продвигалась в направлении, где хранились костюмы. Подобравшись очень близко, тень с минуту постояла около них. Никаких движений не было видно — и так же бесшумно вернулась, скрывшись за ближайшими палатками. Слесарь не мог разглядеть, в какую палатку тень исчезла. Он не рискнул двинуться и вернулся к себе.

Генрих, с которым он жил, проснулся, что-то спросонок спросил и, повернувшись на другой бок, продолжал спать.

Слесарь не знал, как ему быть. Рассказать — это было опасно — подозрение могло упасть на него же; молчать — но он не знал, что делала тень у костюмов.

На следующий день Аконт под водой прошел с Орлом и Генрихом к алмазным россыпям и обследовал дно. Остаток дня он провел в беседе с геологом и Максом, делясь с ними своими планами и соображениями, из которых, по размаху фантазии, одно не уступало другому.

Слесарь успокоился — никаких несчастий с костюмами не было. Вечером решено было познакомить отряд со всеми материалами.

Уже давно не собирались у костров: обычно спать ложились с солнцем и вставали до него.

Зажгли костры, уселись. Прошло ровно два месяца со времени такого же собрания. Как и тогда, всходила полная луна и серебрила поверхность воды.

Аконт начал свой рассказ. Так как золотой отряд только понаслышке знал о работах алмазного, Аконт подробно рассказал обо всех проделанных изысканиях, обо всех догадках и предположениях и начал излагать план бурения дна водоема.

Луна всходила все выше — и, когда Аконт начал высказывать свое предположение — пираты, тени прошлого, снова начали садиться за круглый белый стол — чем дальше шел рассказ, тем больше становилось их число.

Отряд уже не мог слушать. Суеверный ужас охватил всех. Шевельнулась нелепая мысль о мести со стороны пиратов. Никто, конечно, вслух не высказал — было стыдно, но верили в это.

Минута была опасная, Макс это чувствовал, но он сам не мог придумать объяснения этому миражу.

Он выстрелил. Послышался шум; всполошилась стая птиц, закачались деревья, а с ними закачались и пираты. Сотни пернатых взлетели на воздух, а с ними исчезли и лица из седых кудрей, вившихся подобно медузам. Остались лишь одни кудри, которые медленно раскачивались и начинали таять.

Макс хохотал до упаду; к нему присоединился Аконт — остальные молчали. Пиратов уже не было. Как просто все объяснялось! Это была игра лунного света, отражение от плотной атмосферы — род миража. Стол — была сама луна, кудри — кроны деревьев, а лица — были птицы, проводившие на кронах свой сон.

Больше ни о чем не говорили — все молча разошлись. Было и спокойно и как-то нехорошо, точно оборвалось что-то там, внутри — точно с этой страшной сказкой было полнее, а теперь образовалась пустота.

* * *

На следующее утро Аконт спустился на дно раньше обычного. Он хотел все обмерить и установить место раскопок. Его поражал звук, с каким бурав проходил в новую породу. Аконт с уверенностью мог сказать, что бурав уходил не в воду, но и не в пустоту — что-то очень мягкое, точно подушка, чувствовалось с той стороны.

Сегодня Аконт все это хотел проверить. Он, как обычно, спустился на дно и начал свои работы.

Сегодня вода показалась более влажной, чем обычно, — дыхание труднее. Воздух по составу не был таким чистым, как всегда. «Вероятно, нездоровится», — подумал он. Вода стала еще мокрее, а сознание мутилось, охватывала какая-то дрема.

Он открыл краны, чтобы пустить газ в простенок, но простенок не наполнялся. Сигнал, сигнал о несчастье — никакого ответа. Он начинал терять сознание… последние усилия, он срывает с ног груз, отталкивается — и все куда-то исчезает…

Наверху на плоту, где была штаб-квартира Аконта, никак не могли понять долгого молчания Аконта. Обычно он давал сигнал каждые пять минут — а теперь и сигнала нет, а главное, никакого ответа на вызов.