Под чужими звездами - [47]

Ругая себя, я мял в руках фуражку, продолжая стоять на краю причала. Красный флаг постепенно становился все меньше и меньше. Вот почти не виден. Вот уже видна только широкая корма и чернеющие вдали трубы. Скоро судно затерялось в голубой дымке океана.

— Проклятье! Будь я проклят! — Я с досадой сорвал фуражку и бросил в воду.

— Что, мистер моряк опоздал на шип? — неожиданно раздался позади меня спокойный голос.

Я обернулся. Что еще нужно какому-то дьяволу? Разве не ясно, что опоздал. Полицейский в синем мундире с любопытством уставился на меня и повторил:

— Вы опоздали на свое судно?

В другое время я ответил бы вежливо, смиренно, привыкнув быть почтительным с людьми в форме, но сейчас меня всего трясло.

— Пошел ты, паршивый бык, к… — дико выругался я по-русски, так, как никогда не ругался.

Полисмен по-русски не понимал. Он что-то пробормотал, заложив руки за спину, демонстративно повернул к мосту, нависшему над бухтой. Я направился к выходу с причала, продолжая проклинать себя.

Наконец, несколько успокоившись, решил искать квартиру. В конце концов, раз здесь был «Курск», значит, советские пароходы приходят. Не может быть, чтобы это был единственный. Я вспомнил как-то прочитанную заметку в «Тайм энд Лайфе», что в Сан-Франциско часто приходят за грузом русские пароходы, и немножко приободрился. Не все потеряно. Я у начала цели, и теперь остается лишь терпеливо ждать. Ну что ж? Дождусь. Буду работать и ждать.

В матросских кварталах между конторками, всевозможными пароходными агентствами, дешевыми кинотеатрами, барами и публичными домами ютились матросские отели и пансионаты. Сравнительно дешево сдавались койки и комнатушки. Поскитавшись немного, я наткнулся на пансионат для одиноких мужчин. Так гласила вывеска между баром и китайской прачечной.

Хозяйка пансионата миссис Шарп оказалась приветливой, симпатичной женщиной. Розовая и упитанная, как рождественский поросенок, в креповом кокетливом передничке, она испытующе оглядела мой новенький чемодан с металлическими застежками и, видимо, оставшись довольна моим видом, спросила:

— Вы моряк? Ищете пансионат?

— Да, мэм, мне нужна комнатка.

— Найдется. У меня живут порядочные люди. С какого вы судна? Случайно, не из Кореи прибыли?

— Пока без места. Жду свой пароход, мэм.

— Сколько времени будете! Месяц, два?

— Не знаю, мэм, — признался я.

— У нас добропорядочный пансионат. Не какая-нибудь там гостиница. Люди все солидные. Условие такое — девушек и женщин не приводить и нетрезвым не являться.

— То и другое вполне приемлемо.

Она смягчилась и улыбнулась, не сводя глаз с чемодана.

— Конечно, не так строго. Девушек можно приглашать, но не долее как до двенадцати. У нас в шестой комнате живет капитан Хольсман. Знаете, наверное? Так вот, Хольсман каждую субботу приводит свою невесту, каждый раз другую. Но зато он отлично и в срок платит, а это главное. Пусть приводит, но не оставляет ночевать.

Сказав это, миссис Шарп повела меня по коридору и величественно распахнула дверь крайней комнаты. Я вошел.

Комната, не особенно светлая, но и не темная, окном глядела на чахлый садик, за которым краснела кирпичная стена портовых мастерских. Стены были оклеены голубыми обоями с цветочками. В комнате удобно располагались столик, скрипучий диванчик, два стула и идеально чистая постель. Со стены высокомерно глядел на хозяйку и на меня бородатый президент прошлого столетия, а напротив висела картина, изображавшая Ниагарский водопад.

Я тут же, вынув свой бумажник, мужественно уплатил миссис Шарп за два месяца, чем окончательно покорил ее. Она даже не рассердилась за то, что потом я снял портрет президента, а повесил вместо него фотографию Мерилин Монро, вырезанную из «Лайфа». У белокурой красавицы были большие открытые глаза, неотступно следившие за мной. В каком бы углу комнаты я ни был, сидел ли за столом или смотрел в окно, глаза Мерилин смотрели на меня, и мне казалось, что я не один.

Повесив свои вещи в шифоньер, подсчитав оставшийся «капитал», я, довольный тем, что у меня есть жилище, собирался выйти пообедать, как постучала миссис Шарп.

— Пауль, вы уж извините меня за то, что так называю вас, но вы так напоминаете моего сына. Прошу выпить со мною чашку кофе.

Досадуя про себя, я зашел к болтливой хозяйке, не желая портить отношений с первого же дня. В гостиной некуда было ступить. Мягкие пуфы, кушетки, большие и маленькие столики и кресла заполняли комнату. С трудом уселся за низенький столик, на котором толпились тарелочки с пирожками, вазочки, молочники и еще какие-то фарфоровые посудинки, назначение которых мне было неизвестно. Я чувствовал себя слоном в посудной лавке. Миссис Шарп пододвинула микроскопическую чашечку, за которую страшно было взяться моими ручищами.

Круглое лицо миссис Шарп излучало доброжелательное довольство.

— Мой Джон очень любил кофе, кофе со сливками. Он был такой прекрасный мальчик!

Она затуманилась.

— Погиб мой Джон в Корее. Ведь он был настоящим американцем, и когда мистер президент призвал молодежь в Корею, в эту варварскую страну, то Джон поехал одним из первых. Однако эти неблагодарные люди убили его.