Почти вся жизнь - [39]

Проверка документов. Регулировщик флажком указывает путь. Новый регулировщик. Машина идет по твердому настилу хорошо утрамбованного снега. Ледовый блиндаж — бензозаправочная. И еще один ледовый блиндаж — красный крест медпомощи. Ледовый блиндаж с навесом. Левкин замечает под навесом машину. Нет сомнений: два красноармейца меняют скаты. Регулировщик.

Сквозь треугольник, образованный «дворником» на ветровом стекле, Левкин видит широкую ленту дороги, словно вырывающуюся из ледового плена. Он не только видит ее — он чувствует дорогу, покорную его машине.

Евгений Павлович, как только выехали на озеро, весь как-то согнулся и даже перестал жевать. Он молча смотрел на Левкина. Вернее, на руки Левкина, уверенно лежавшие на баранке руля, смотрел робко — так, словно ожидал от них какого-то чуда.

И, лишь миновав озеро, Колечкин выпрямился и довольно засмеялся.

— Ну ты и счастливчик!

— Почему счастливчик?

— Без бомбежки доехали!

— Вот что!.. — сказал Левкин. — Так ведь для шофера главное — дорога, а вы меня зря самым главным — дорогой через лед — пугали.

Левкин остановил машину, вылез. За ним выскочил Евгений Павлович.

Давно уже Левкин не видел поездов. Даже разбитой, полусожженной станции они придавали необычайно мирный, обжитой вид.

— Держи бумаги, — сказал Евгений Павлович строго. — Будешь грузиться. Я тут неподалеку. — Он сунул накладные Левкину и быстро исчез.

Левкин попрыгал по снегу, размял затекшие ноги. Он увидел людей, бегущих к нему.

— За грузом, товарищ? — крикнул один из них, здоровенный мужчина в бараньем тулупе.

— Ну да, — ответил Левкин.

— Мы вас ждем, — сказал человек в тулупе.

— Меня?

— Ну да, вас. То есть каждую машину. Давайте скорее грузиться.

— Давайте, — отвечал Левкин. — Только…

— Об этом говорить не приходится. Вот в этом бараке столовая.

Вскоре Левкин понял, что он далеко не первый ленинградский шофер, обедающий в этой походной столовой. Понял по особому вниманию, с которым ему подали дымящиеся щи, огромный кусок мяса и хлеб. Хлеб, который ему, ленинградскому шоферу, разрешалось здесь есть, не соблюдая установленных норм.

Человек в тулупе сидел напротив Левкина, положив большие руки на свежий сруб стола. Левкин чувствовал, что человеку в тулупе более всего хочется поговорить, но он сдерживает себя, чтобы дать Левкину спокойно поесть.

Когда они вышли из барака, машина была почти нагружена.

— Ну, как в Ленинграде? — спросил наконец человек в тулупе.

— В Ленинграде? — переспросил Левкин. — В Ленинграде как в Ленинграде…

— Вот это верно! — воскликнул человек в тулупе, неожиданно чему-то обрадовавшись.

Левкин посмотрел на него с удивлением.

— Ведь мы здесь тоже работаем, — сказал человек в тулупе, словно оправдываясь.

— Ну ясно, работаете, — сказал Левкин.

— Ей-богу, мы здесь ночи не спим. Как в песне поется: эшелон за эшелоном. Послушайте меня: вот Никитин, — он показал на одного из грузчиков, — пятые сутки без отдыха, и Любимов тоже вместе с ним…

Левкин взглянул на грузчиков, потом на человека в тулупе. У всех лица были очень утомленные. Глаза воспалены, не то от мороза, не то от бессонницы.

— Конечно, у нас столовая хорошая, — сказал человек в тулупе. — Но вот еще десять, пятнадцать, двадцать таких эшелонов, и вы увидите, что в Ленинграде станет легче. Верно?

— Верно, верно, — согласился Левкин. Так он еще никогда не думал о дороге через Ладогу.

Он приехал сюда по своему личному делу, приехал спасти себя. В самом деле, он не представлял себе ни вереницы эшелонов, ни караванов машин…

— Еще ящичек, — сказал человек в тулупе. — Ведь можно его сюда приспособить? Тут всего-то килограммов пятьдесят.

— А что? — спросил Левкин. — По-моему, всё. Норма.

— Так ведь всего-то лишних пятьдесят килограммов. Товарищ шофер, не откажите в просьбе: возьмите.

— Чего он вам дался, этот ящик? — спросил Левкин. — Погрузите на другую машину.

— Не выход, — сказал человек в тулупе, — все равно он и на другую машину сверх нормы пойдет.

Левкин не понял:

— Это как же?

— Да так. Негосударственное имущество. Мы этот ящик в вагоне обнаружили. Видите — надпись? «В Ленинград». От кого — неизвестно. В Ленинграде будет видно, куда вы его приспособите. Так, что ли? — спросил он, потирая руки.

— Продукты?

— Шоколад, масло, консервы.

— Сейчас я напишу расписку, — сказал Левкин.

— Какая может быть расписка! Мы-то ведь без расписок брали. — Человек в тулупе улыбнулся.

Улыбка была ясная и спокойная. Она словно освобождала Левкина от вопросов, невольно мучивших его.

— Выражаю вам благодарность, — продолжал он. — Сердце горит, как подумаешь… Шутка сказать — через Ладогу… Спасаете Ленинград, ни на что не взирая.

Подъехала новая колонна грузовиков. Левкин увидел бегущего Колечкина. Евгений Павлович махал Левкину руками. Рот его был набит едой. Подбежав к Левкину, Колечкин проглотил еду и быстро спросил:

— Погрузился?

— Готов, — отвечал Левкин.

— Ну, едем, едем, — сказал Колечкин.

— Вот мотор разогреем, тогда и поедем.

Колечкин сел в кабину и затих. Левкин взялся за руль.

— Едем? — через некоторое время спросил Колечкин, открывая глаза.

Над Ладогой было темно. Черная ночь стояла над озером, и только снег освещал дорогу. Левкин вел машину с отчаянной скоростью.