Почти невеста - [66]

– Да, погода славная, – согласился Джек, отвечая графу поклоном на поклон. – Все хорошо, Уорт? Вы благополучны?

– О да, как огурчик, – ответил граф, взмахивая хлыстом для верховой езды. – Видели миледи?

Ничто в выражении его лица не обнаруживало, что он знает, что происходит под его кровом.

– Да, – просто ответил Джек. – Я нашел леди Уорт в добром здравии.

Тут он вспомнил о потомстве Уорта и спросил о его детях. Лили он не задал ни единого вопроса о молодом поколении. Материнские чувства Лили проявлялись от случая к случаю, если на нее находил такой стих.

Но граф был преданным родителем и никогда не скрывал своей любви к детям. Лицо Уорта просветлело.

– О, они в порядке, Фортескью. Розовые, как яблочки, и игривые, как щенята. Благодарю вас, что спросили. Юный Джорджи доводит свою гувернантку до отчаяния… Он полон задора. Такой забияка!..

– Рад это слышать, – сказал Джек.

Он поклонился, показывая, что собирается уйти, но граф не был к этому готов.

– Я слышал, вы приехали в Лондон с женой, – сказал граф, сияя улыбкой. – Примите мои поздравления. Кажется, она сестра Данстона?

– Да, леди Арабелла – его сестра, – ответил Джек.

В теплоте графа он не усмотрел ничего, кроме добродушного юмора. Граф не был и вполовину так умен, как его жена, но и он мог связать самоубийство Данстона и брак его сводной сестры с человеком, который довел несчастного до этого.

– Да, да, я забыл ее имя. Помню, встречал ее, когда она приезжала на один сезон в Лондон… Славная девушка. Конечно, вы правильно поступили, Фортескью.

И все еще сияя улыбкой, граф отвесил Джеку поклон и направился к двери дома.

Помахивая тростью, Джек двинулся дальше. Он подумал, что приветливость графа как-то связана с его мыслью о том, что любовник его жены теперь обзавелся собственной и, возможно, оставит в покое Лили. Эта мысль была здравой и, пожалуй, для такого предположения были все основания.

К своему изумлению, он очутился возле своего дома на Кэвендиш-сквер. Джек так глубоко задумался, что не заметил, куда идет. Он полагал, что собирается провести вечер в клубе «Брукс», но, похоже, ошибся.

Покачав головой с озадаченным видом и насмешливой улыбкой, относящейся к себе самому, он поднялся по ступенькам к парадной двери, открывшейся ему навстречу.

– Ее светлость в оранжерее, Тидмаус? – спросил он, освободившись от трости, шляпы и перчаток.

– Нет, ваша светлость. Она провела там два часа со своими цветами, а потом повела собак на прогулку, – сообщил ему дворецкий, сумев выразить неодобрение, не меняя бесстрастного выражения лица.

Джек нахмурился:

– Куда она пошла?

– Ее светлость упомянула Гайд-парк.

Тидмаус почтительно положил перчатки герцога на серебряный поднос на пристенном столике.

– Кто ее сопровождает?

– Ее светлость пошла одна… если, конечно, не считать собак. – Нотка неодобрения в его голосе прозвучала более отчетливо.

– Понимаю. Дай мне перчатки и шляпу.

– Да, ваша светлость.

С полной серьезностью Тидмаус передал хозяину эти предметы туалета.

– Когда ушла герцогиня? – спросил Джек, натягивая перчатки.

– Около часа назад, ваша светлость.

Тидмаус направился к входной двери, открыл ее и с поклонами проводил герцога на улицу.

Джек обошел площадь, пытаясь угадать, по какой дороге отправилась в парк его жена. К этому времени уже стемнело, и постовые с факелами начинали патрулировать улицы. Ночью парк был опасным местом, как, впрочем, и днем некоторые его затененные уголки, и Джек вовсе не был уверен, что Бориса и Оскара можно было считать надежными защитниками. Выглядели они довольно свирепыми и могли убедительно зарычать, но у него было подозрение, что внутри эти собаки были нежными, как масло.

Ведь ночью опасен не только парк, размышлял Джек со все возрастающим беспокойством. Для одинокой и по всем признакам богатой женщины рискованно было появляться и на вечерних улицах. О чем она думала, если в Лондоне вела себя, как в своей родной деревне? Невольно шаги его ускорились, а раздражение переросло в гнев, когда он свернул на Генриетта-плейс и там в полумраке заметил ее, а точнее сказать, собаки увидели его. Они побежали ему навстречу, возбужденно лая и виляя пушистыми хвостами.

– Место, – сурово приструнил он их, когда они попытались прыгнуть на него. – Арабелла, что ты делаешь и о чем думаешь?

Арабелла, поравнявшись с ним, остановилась, слегка запыхавшаяся, оттого что пыталась догнать возбужденных собак. Холодный воздух разрумянил ее щеки, волосы разметал ветер. От творения месье Кристофа остались одни воспоминания.

– Я пошла прогуляться, – ответила она. – Собакам требуется разминаться дважды в день, а выпустить их одних невозможно. Мы ходили в парк.

– Разве тебе неизвестно, что нельзя гулять без провожатого? – спросил он, и его гнев еще усугубился, несмотря на облегчение.

– При мне собаки, – сказала она, озадаченная его очевидным раздражением. – Они никому не позволят приблизиться ко мне.

– А тебе не приходило в голову, что человек с ножом может расправиться с ними без труда? – спросил он с нескрываемым сарказмом.

Арабелла нахмурилась:

– Я думала, ты проведешь весь вечер в клубе.

– Не пытайся сменить тему, – парировал он. – Не говоря об опасности, которую представляют такие прогулки в парке без провожатых, так поступать не принято. Женщины в твоем положении не бродят по улицам Лондона, как цыганки.