Почти ангелы - [15]

А Том улыбнулся ей и сказал:

– Да уж, полагаю, ты слишком юна, чтобы вообще научиться пить.

– Мне девятнадцать, – довольно холодно возразила она.

– Да, целых девятнадцать! – передразнил он на ходу. – Ага, вот сюда, кажется, принято ходить, или предпочитаешь другую забегаловку?

Они остановились возле одного из многих в окрестностях школы антропологии пабов. Дейдре не знала, «обычная» это забегаловка или нет. Для нее все пабы походили один на другой, отличие заключалось лишь в том, что одни выглядели старыми и уютными, а другие, вроде того что у реки возле дома, новенькими и сверкающими. Этот был уютной разновидности, с круглыми столами и потертыми банкетками, набитыми конским волосом. Внутри было людно: сплошь, как показалось Дейдре, «бизнесмены», которые чересчур громко смеялись над шуткой, которую, вероятно, отпустила обслуживавшая их толстая немолодая женщина. Хотя, наверное, не обязательно нужна шутка, чтобы заставить мужчин громко смеяться в пабе.

– Нам придется пить пиво, – извиняясь, сказал Том. – Надеюсь, ты не против.

– Прекрасно, – отозвалась она, храбро делая большой глоток тепловатого горького. – Я его просто обожаю.

Повисло молчание, и Том спросил себя, почему пригласил эту странную девушку, а не подождал, когда выйдут с семинара Марк и Дигби или кто-нибудь еще из знакомых. Он оставил Кэтрин дописывать рассказ, ей как будто было не до него, а ему было разом приятно и лестно, что рядом с ним Дейдре, что на него устремлены ее огромные карие глаза, и лишь изредка ее заинтересованный или сочувственный шепоток прерывает его рассказ о самом себе и о своей работе. Тому никогда не приходилось прилагать особых усилий, чтобы расположить к себе женщин, которые проникались к нему естественной и немедленной приязнью, поэтому он не потрудился показаться Дейдре интересным или расспросить девушку о ее жизни.

Любовь с первого взгляда редко бывает взаимной, хотя и может казаться таковой, когда о ней вспоминают или обсуждают потом. Том, разумеется, видел в Дейдре всего лишь сносную слушательницу, но для нее дело обстояло совсем иначе. Она испытала прилив счастья, такого, что могла бы вечно слушать его голос, вещавший о хитросплетениях сегментации родства. Отсвет этого счастья, вероятно, отразился у нее на лице, потому что, когда она повернулась к нему с улыбкой и отрешенным мечтательным взглядом, он улыбнулся в ответ, сказал, что, наверное, ей наскучил, и пошел еще за пивом.

За вторым горьким они рассматривали сделанные им фотографии. Темнокожие фигуры в белых балахонах, набедренных повязках или вообще без ничего были запечатлены за теми или иными делами – по большей части подсмотренными издалека. Иногда, разнообразия ради, встречался крупный план грозной фигуры в маске и одеянии из листьев или красивой девушки, голой по пояс, но с множеством бус, – на эти Дейдре смотрела из чувства долга, однако с некоторой неловкостью, не зная, как лучше реагировать. На последнем снимке сам Том стоял у хижины с остроконечной крышей из пальмовых листьев.

– Думаю, эта мне нравится больше всего, – робко произнесла она, надеясь, что он подарит ей снимок, но он просто рассмеялся и со словами, что самым дурным вкусом считается показывать свое фото в полевых условиях, убрал снимки в папку.

Глянув на часы, Дейдре с изумлением обнаружила, что уже больше двух.

– Мне надо идти, – сказала она. – Я обещала маме вернуться сегодня пораньше.

– Тогда, надеюсь, она не будет волноваться. Матери, как мне кажется, к этому склонны.

«Неужели у него тоже есть мать?» – с восхищением подумала Дейдре.

– А твоя мама за тебя волнуется? – спросила она, расхрабрившись от горького.

– Очень даже. Купила себе книгу о тропических болезнях и провела несколько отвратительных часов, читая обо всем, что я мог бы подхватить. Надеюсь, ты не слишком проголодалась, – продолжал он, когда они уже шли по улице. – Следовало бы купить тебе сандвич, но сам я поел раньше, поэтому, боюсь, забыл.

Дейдре спросила себя, что же такого он мог есть. Ранний ленч казался маловероятным, поэтому, наверное, это был очень поздний завтрак? Над этим она могла поразмышлять в автобусе по пути домой, вспоминая все восхитительные минуты и его дружеское, пусть и небрежное «Увидимся как-нибудь». «Когда?» – хотелось спросить ей, она ведь думала, как ей вынести вечер с Бернардом Спринджем и все последующие дни, омраченные неопределенностью, состоится ли эта новая встреча.

Мало найдется испытаний для женщины более тягостных и мучительных, чем вечер, проведенный в обществе одного мужчины, когда она тоскует по другому, и тем вечером скучность Бернарда выкристаллизовалась так, что превратилась почти в физическую муку, подобную той, когда сверло дантиста касается чувствительного зуба. Однако Бернард был высок, хорошо одет и выглядел лучше Тома Моллоу, а его остроты и реплики, если их проанализировать, были, пожалуй, поинтереснее, чем у Тома. Он повел Дейдре на пьесу, которую она хотела посмотреть, а после накормил вкусным ужином. Более того – у него была машина, а это означало, что поездка домой в предместье будет комфортной и не придется нервничать из-за последнего автобуса или утомительной толчеи в душной подземке.