Почтальон - [37]

– Я тоже не уверен, что прав. Поэтому и пришел к вам. Если я пойду в полицейский участок и расскажу то, что рассказал вам, они отправят меня в психушку.

– Вы боитесь огласки, – усмехнулся редактор, – поэтому обращаетесь в газету. Неплохая мысль. – Дуг ринулся объяснить, но Стокли остановил его. – Я понимаю. Я понимаю, чего вы хотите, но проблема в том, что газета оперирует фактами. Если в статье нет «кто, где, когда и почему», я ее не публикую. Я могу сделать сенсационный материал, дать вам возможность высказать свои мысли, но это будет ваша личная точка зрения, а я не уверен, что вы добиваетесь именно этого.

– На самом деле я о статье не думал, хотя, разумеется, надо предупредить людей. Прежде всего я думал о поддержке. Вы же знаете все, что происходит в этом городе. Если кто-нибудь споткнется или подхватит простуду, вы в курсе. И я подумал: если кто-нибудь еще подметил нечто необычное в последнее время, так это вы. Я прав?

Стокли молча жевал печенье.

– Ну хотя бы поясните мне, что происходит. Вы что-нибудь слышали?

Стокли задумался.

– Отношения между журналистом и его источниками – дело святое, – наконец заговорил он. – Так же, как между адвокатом и его клиентом, врачом и пациентом, пастором и исповедующимся. Я мог бы отговориться, но скажу вам честно. Да, кое-какие разговоры я слышал. Ничего особенного, ничего похожего на то, что вы мне рассказывали, и ничего такого, в чем люди признались бы под присягой, но с недавних пор кое-кто стал замечать странные вещи. Причем после самоубийства Берни Роджерса таких странностей стало больше. Я должен помнить об объективности, не принимать ничьей стороны, но хочу сказать правду. Да, я считаю, что вокруг творится что-то странное. И я думаю, что все это так или иначе связано с почтальоном.

Дуг почувствовал огромное облегчение. Он даже не представлял, насколько хорошо обрести союзника, убедиться, что он все-таки не сошел с ума и действительно что-то обнаружил.

В то же время ему стало еще страшнее. Если все это правда, то психика почтальона по меньшей мере опасно неустойчива.

Стокли прав. Надо идти в полицию и все рассказать.

Редактор открыл ящик письменного стола и вытащил пачку писем.

– В газету всегда приходит много корреспонденции. Самой невероятной. Мы вынуждены иметь дело с самыми невообразимыми ситуациями. Нацисты требуют для себя свободы печати, коммунисты, чтобы мы рассказывали об их требованиях, религиозные фанатики, чтобы мы объяснили людям, как антихрист проник в правительство. В последние две недели – как раз со дня смерти Ронды – мы получаем только хорошие сообщения. Подписка растет, валом валят письма с благодарностями, даже хронические шизики доставать перестали. Это само по себе очень странно. А два дня назад начали приходить вот такие послания, – он протянул Дугу один из конвертов. – Читайте!

Дуг быстро пробежал глазами содержание письма. В нем описывались сексуальные издевательства над некоей Синди Хоуэлл. Он скривился. Описание было настолько мерзким, что он не смог заставить себя дочитать до конца.

– Кто такая Синди Хоуэлл?

– Моя дочь.

Дуг недоуменно вскинул голову.

– С ней все в порядке, – продолжил Стокли. – Ничего этого не было. Она живет в Чикаго. Я тут же ей позвонил. И позвонил в чикагскую полицию. Все рассказал и отправил фотокопию этого письма как доказательство.

Они были так любезны, что установили наблюдение за ее домом.

– Не знал, что у вас есть дочь.

– Потому что я никому об этом не говорил.

Она от первого брака, о чем я тоже никому не рассказывал.

– Как же об этом узнал почтальон?

– А я не уверен, что это он. Взгляните на штемпель. Отправлено из Чикаго. Возможно, письмо послали мои враги или какой-нибудь псих, который преследует мою дочь. Может быть, это безвредная угроза какого-нибудь шизика. Обратите внимание: все описывается в прошедшем времени. Якобы все это уже случилось.

– Но вы же сказали, что подозреваете почтальона...

– Не знаю. Я ни в чем не уверен. – Редактор приподнял стопку писем. – Они все очень похожи. На них штампы разных городов, в них упоминаются люди, с которыми я был когда-то знаком. Они не столь сексуально откровенны, как это, но в равной степени мерзки. Вполне возможно, это часть какой-то организованной против меня кампании, хотя оснований для этого я не вижу. Но не исключено, что это просто совершенно невероятное случайное стечение обстоятельств. Я склонен поверить вам насчет почтальона, потому что обнаружил в собственной почте такие же странности, как и вы. И потому, что соседи намеками дали мне понять то же самое. Не могу сказать наверняка, что понимаю смысл происходящего, но это явно концентрируется вокруг почты и началось с появлением Джона Смита.

– В таком случае, почему бы вам не пойти вместе со мной в полицию? Вдвоем нам скорее поверят.

– Поверят? Поверят в то, что один человек в состоянии пересортировать и переадресовать всю почту, сочинить подложные письма всем жителям города, что он же несет ответственность за два самоубийства и Бог знает за что еще? Сомневаюсь, что я сам в это верю. Я подозреваю, что почтальон каким-то образом имеет ко всему этому отношение, но какое, понять не могу. Боюсь, тут начинается территория сумеречной зоны.