Почтальон - [15]

Гордон вежливо кивал. Этот синдром был ему знаком: здесь он встретил один из самых сердечных приемов за долгие годы, однако неизбежные откровения не могли его не опечалить. Воодушевление аудитории обязательно заставляло Гордона почувствовать себя шарлатаном: ведь его выступления возрождали надежду в немногих достойных людях из старшего поколения, еще помнивших былые времена... Он отлично знал, что надеждам этим суждено угаснуть уже через несколько недель, самое большее — через месяц-другой.

Ему казалось, что семенам цивилизации требуется нечто большее, нежели просто добрая воля и прекрасные намерения стареющих выпускников колледжей. Гордон нередко раздумывал над тем, что, возможно, недостающим звеном мог бы стать правильно выбранный символ, зажигательная идея. При этом он сознавал, что его маленькие драмы, как бы ни был сердечен прием, далеко не дотягивают до того, чтобы сделаться волшебным ключиком. Из них еще могло произрасти что-то примитивное, некий порыв к цивилизации, однако местный энтузиазм неизбежно засыхал на корню. Гордон не мнил себя странствующим мессией. Легенды, которыми он подкармливал зрителей, не обладали силой, способной преодолеть инерцию беспросветности.

Время неумолимо: скоро последние представители старшего поколения сойдут в могилу и континентом будут править враждующие между собой племена. Кто знает, может, минет тысяча лет — и все начнется снова. Пока же...

Гордон был вовремя избавлен от выслушивания неосуществимых планов миссис Томпсон, вселяющих в него одну лишь печаль. Толпа выдавила из своих недр низенькую седовласую негритянку, худую, как пугало, которая бесцеремонно схватила его за руку.

— Опомнись, Адель! — обратилась она к предводительнице клана. — Мистер Кранц с самого полудня не имел во рту маковой росинки! Если мы хотим, чтобы он выступил и вечером, то должны его как следует подкормить. Я права? — Стискивая руку Гордона, она словно дополнительно удостоверялась в его истощенности. Он и не собирался опровергать ее слова, ибо запах еды уже кружил ему голову.

Миссис Томпсон окинула негритянку гневным взглядом.

— Разумеется, Патриция. Позже мы еще вернемся к этому разговору, мистер Кранц. Пускай миссис Хаулетт попробует сделать вас немного пожирнее. — Ее улыбка и сверкающие глаза выдавали ум и нерастраченную иронию. Гордон был вынужден изменить свое мнение о миссис Томпсон: она определенно не глупа.

Миссис Хаулетт вытащила его из толпы. Гордон улыбался и покорно отвечал на приветствия тянущихся к нему рук. Широко раскрытые глаза не упускали ни одного его движения.

«Наверное, голод отточил мое актерское мастерство. Ни разу еще не видел такой реакции на свое лицедейство! Интересно было бы разобраться, что же именно их так проняло в моей игре!»

От длинного стола с угощениями за ним наблюдала имеете с прочими молодая женщина немногим выше росточком, чем миссис Хаулетт, с глубокими миндалевидными глазами и такими иссиня-черными волосами, каких Гордон не встречал никогда в жизни. Она дважды легонько шлепнула по руке ребенка, тянувшегося к еде перед носом у почетного гостя. Встречаясь с Гордоном глазами, женщина всякий раз улыбалась.

От нее не отходил высокий, дородный молодой человек, теребивший рыжую бородку и как-то странно посматривавший на Гордона. В его взгляде читалось то смирение, то отчаяние. Не успел Гордон сообразить, что к чему, как миссис Хаулетт подтолкнула его к хорошенькой брюнетке.

— Эбби, — велела она, — давай-ка положим на тарелку мистера Кранца всего понемножку. Потом он сам решит, на чем остановить внимание. Очень рекомендую пирог с черникой: мое собственное творение.

Гордон послушно промямлил, что, пожалуй, побалуется двумя порциями пирога. Ему было нелегко оставаться дипломатом: он уже много лет не видел и не нюхал ничего подобного. Запахи отвлекали его и мешали сосредоточиться, оценить непонятные взгляды и тянущиеся к нему руки.

Украшением стола служила отменная фаршированная индейка. Кроме того, предлагалась горячая вареная картошка в огромной кастрюле — гарнир к вымоченному в пиве вяленому мясу с морковью и луком. Чуть дальше на столе привлекал взгляд яблочный пирог и сушеные яблоки. «Надо будет запастись всем этим перед уходом», — подумал Гордон.

Решив не терзать себя дальнейшим осмотром, он смело подставил тарелку. Принимая ее, Эбби не сводила с него глаз. Ее массивный рыжий спутник наконец раскрыл рот; пробормотав нечто невразумительное, он сжал руку Гордона в своих лапах. Гордон отпрянул, но неразговорчивый детина не отпускал руку, пока он не изобразил сердечное ответное рукопожатие. Детина снова что-то пробормотал, кивнул и отошел. Прежде чем скрыться в толпе, он чмокнул брюнетку в щеку, после чего скромно потупил взор.

Гордон растерянно заморгал. Уж не проворонил ли он какое-то важное событие?

— Это Майкл, муж Эбби, — объяснила миссис Хаулетт. — Ему надо сменить Эдварда у ловушек. Но он все равно задержался, чтобы посмотреть ваше представление. В детстве он очень любил смотреть телевизионные постановки...

Пар, поднимающийся от тарелки, окончательно лишил оголодавшего Гордона рассудка. В ответ на его благодарность Эбби густо покраснела. Миссис Хаулетт решительно оттащила его к груде старых покрышек, служивших сиденьями.