Почта св. Валентина - [9]

Директриса «Кармы», два часа назад назначившая Стемнину время собеседования, вероломно сбежала то ли в типографию, то ли в управу. Секретарша отвела Стемнина в корректорскую – каморку с непомерно высоким потолком. Частые стеллажи вдоль стен были завалены папками, справочниками, словарями и набитыми в два ряда книгами, очевидно составлявшими продукцию издательства «Карма». Вопреки названию то были книги, не имевшие к восточной религии ни малейшего касательства.

В каморке сбились четыре стола. Два из них были завалены какими-то распечатками, за другими сидели две женщины: маленькая, круглая, с калмыцким лунным лицом и высокая, сутулая, в темно-рыжем, неладно пригнанном парике. Когда дверь раскрылась, корректорши разом подняли головы.

– Вот, Наталья Свиридовна, – пролепетала секретарша, представляя Стемнина. – Привела вам коллегу. Не обидите?

Не улыбнувшись, луноликая поздоровалась и попросила подождать. По привычке Стемнин принялся разглядывать корешки книг, стоявших на стеллажах. Уже тусклые зеленые, бурые и серые тона корешков говорили о том, что книги издательства «Карма» выпущены не для удовольствия и не ради праздного интереса. Самое жизнеутверждающее название было – «Оптимизация налогов». Это был мир бескрайних, как последние месяцы зимы, таблиц, долгих перегонов мертвого текста, согнутых шей, слепнущих глаз и обещанных денег.

– Ну так вот, Илья Константинович, – сказала наконец луноликая, отложив в сторону увесистую лупу в желтой латунной оправе. – Давайте как на духу. Что у нас с опытом?

– Опыта у меня недостаточно, – ответил Стемнин твердо.

– До вас тут девочка приходила. Неделю погостила и – того. В день страниц десять одолеет, сидит белее простыни. Ну а как? Это не детективы, не дамские романы. Тут навык нужен. – В голосе женщины слышалась сдержанная гордость.

– Да брось, Наташа, что ты человека пугаешь! – вмешалась корректорша в парике. – Вы не бойтесь, всему можно научиться, правда?

Стемнин обвел взглядом каморку как сценарий будущего. Почему-то представилось ему, как поздней осенью, когда к четырем уже темно, он сидит в компании молчащих женщин и тщетно пытается одолеть абзац про калькуляцию дебиторных обязательств. Во что он превратится? В такое же дисциплинированное привидение, как эти корректорши?

У Стемнина потемнело в глазах. Здесь был тупик, затхлая западня стабильности. Другой работы нет – не бывать ему ни бойким менеджером, ни финансовым директором. Для этого пришлось бы прочитать половину книг издательства «Карма».

– А вот скажите мне лучше такую вещь, – неожиданно обратилась к нему сутулая в парике. – Вы свистеть умеете? Парни ведь все свистят!

Наталья Свиридовна закудахтала от смеха, а Стемнин растерянно пожал плечами.

– Меня внук попросил научить его свистеть, такое дело. Ну, свистеть я кое-как могу, но как это получается, убей бог, не понимаю.

Поднимаясь к метро по Новой Басманной, бывший преподаватель не замечал ни жары, ни солнечного плеска листвы, ни запаха шашлыка, ни грохота электрички под мостом. Он улизнул от морока корректорского будущего – но что ожидало его взамен? Вдруг он вспомнил про бабушку, которая мечтала научить внука свистеть. Он почувствовал жар плавящегося на солнце свежего асфальта, увидел край пунцового в белых цветах шелкового платья в толпе и въезжающий в небо удивительный город. Стемнин очнулся.

2

Воздух в испарине тяжело шевелился в подвалах неба. «Надоело солнце, надоело лето, хочу дождя, осени хочу», – ворчливо думал Стемнин, бродя по комнате и не находя себе места. Почему-то без футболки было жарче, чем в футболке. Но, стоило надеть футболку, становилось еще горячей.

Фонтаны без воды, неподвижные эскалаторы, старые самолеты на постаментах – таковы были его дни.

В последнее время нашел на него стих. Хотя денег вполне хватало года на четыре безбедной жизни, Стемнин вдруг впал в такую экономию, точно проедал последние рубли. Вроде наказывал себя за то, что не работал. После похода в «Карму» он ел только гречку, слегка сдабривая ее подсолнечным маслом. Ни мяса, ни овощей-фруктов, ни ягод, переполнявших московские рынки и лавочки, ни даже молока он теперь не покупал, угрюмо блаженствуя от праведного поста, от самого однообразия невкусной еды.

Когда в пятницу раздался Линин звонок, он мыл тарелку после позднего монашеского обеда.

– Илюш! Что это у тебя голос такой сиплый. Простыл?

– Просто давно ни с кем не разговаривал.

– Ты дома? Никуда не собираешься?

– Дома, дома, – удивился Стемнин. – Ты для кругозора спрашиваешь или из корысти?

– Мы хотим к тебе. Соскучились, веришь?

– Еще чего, – обрадовался он. – Приезжайте, я вас живо выведу на чистую воду.

Наспех одевшись, Стемнин рванул дворами к ближайшему рынку. Рынок завален был дарами лета. В ряду, где торговали молодой картошкой, морковью, капустой и салатом, раздавалось:

– Зелень! Зелень! Зелень! Кому зелень!

– Командир, картошка у тебя нормальная?

– Нэнормальны уже в балныце лечится.

– Почем у вас эти огурцы? – спрашивала, глядя мимо продавщицы, недовольная женщина лет сорока.

– Эти по двадцать, моя хорошая.

– Двадцать? Да вы поглядите, какие у них попки мягкие!