Почка на экспорт - [8]

— Ты обратился по адресу, друг мой, — покровительственным тоном ответил он. — Пойдём в ординаторскую, а то здесь поговорить не дадут.

— Выкладывай, что там у тебя, — сказал он, когда мы прибыли на место.

Я молча вынул из кармана фотографию и протянул её Хохлову. Его реакция меня удивила.

— Где ты это взял? — отрывисто бросил он.

— Значит, то, что здесь изображено, сомнений у тебя не вызывает? — Я всё ещё надеялся, что зрение подводит меня, и на снимке Хохлов увидит не почку, а что-нибудь другое.

— Человеческая почка, и ты сам это знаешь.

— Может быть, животного? — возразил я.

— Не может. Внутренние органы животных отличаются по размеру и внешнему виду от наших. Так что сомневаться тут нечего. Если это только не фотомонтаж. Так где, говоришь, ты её взял?

— Конечно, это подлинный снимок. Человек, давший мне его, так шутить бы не стал. Я его знаю сто лет. Костя Кузьмин. Журналист. Неделю назад он случайно стал свидетелем аварии и, пытаясь помочь пострадавшим, обнаружил это. А вчера обратился ко мне за помощью.

— Чего же он хочет? — поинтересовался Хохлов.

— Как чего? — удивился я. — Как и любой журналист, сенсационного расследования. В первую очередь нам надо знать, кто именно из врачей выполнил работу по ампутации почки.

— Вас? Ты, значит, тоже решил в газетчики податься? Или слава доктора Ватсона спать не даёт? — он откровенно издевался. — Саша, ты просил совета. Вот он. Если ты и твой не в меру пронырливый друг не хотите нарваться на неприятности, то лучше вам в это дело не лезть. Фотографию порвать, об аварии забыть и никогда, никогда, — подчеркнул он, — никому об этом не рассказывать. В противном случае я не могу гарантировать вам счастья дожить до появления внуков.

— У меня и детей-то пока нет, — автоматически ответил я. — Но почему, Михалыч?

— А потому. Во-первых, ничего вам разузнать не удастся. Такая работа болтунов не терпит, а если и заведётся говорун, ему быстро укоротят язык. Во-вторых. Ты представляешь себе, какая мощь должна стоять за человеком, сумевшим организовать такое дело? Заметь, я не утверждаю, что кто-то его действительно организовал. Лишь предполагаю. Но о чём бы ни шла речь, стоит ему пальцем шевельнуть — и вас с этим твоим… как его, Костей, закатают в асфальт так, что и ушей на поверхности торчать не останется. И вообще, Саша, я тебя не узнаю. Раньше ты никогда не любил совать нос в чужие дела. Это отпуск на тебя так подействовал? Захотелось славы, цветов, оваций благодарных сограждан и любви красивых женщин? Так это я могу устроить и без всякого риска. Что ты скажешь насчёт девочек из реанимации? Хорошенькие, смешливые и, заметь, без единой мысли в голове. Что тебе ещё надо?

Меня уже пригласили провести вместе сегодняшний вечер. Если я приведу с собой друга, то овации нам обоим будут точно обеспечены. Мне больше нравится Аллочка, та, что блондинка. Но если будешь настаивать, могу уступить, другая ничуть не хуже. Ну так что, согласен, Нат Пинкертон? — он выжидательно уставился на меня.

— Нет, Александр Михайлович, извини, — покачал я головой, — но у меня на этот вечер свои планы. Больные, видишь ли, не простят мне, если я покину их ради прекрасных глаз и белозубой улыбки Аллочки.

— Чёрт, я и забыл, что ты сегодня дежуришь. Хорошо. Давай отложим всё на завтра. Так я договариваюсь?

— Нет, Михалыч, не надо. Не хочу мусорить там, где работаю.

— Ох ты, какой принципиальный выискался! — возмутился Хохлов. — Надо поменьше, Саша, забивать голову подобной чепухой. Жизнь — штука чертовски короткая, пролетит, и не заметишь. И когда она в последний раз взмахнёт своими крыльями, я хочу быть уверенным, что коптил этот свет не зря и не упустил того, что она мне предлагала. Вряд ли в эту минуту меня будет волновать отношение коллег к моему моральному облику. Тебя, думаю, тоже. Ну, гак что ты решил?

— Нет, Александр Михайлович. Уж придётся тебе тряхнуть стариной и постараться за двоих.

— Ладно, как знаешь. Но прошу тебя — выкини из головы это расследование. Иначе, так и не став Пинкертоном, ты прекратишь быть Махницким и превратишься в придорожные цветочки.

Он рассеялся, довольный своей глупой шуткой, и оставил меня в одиночестве. Я закурил и принялся разглядывать деревья за окном. Наверное, Хохлов прав, да я и сам вчера говорил Косте почти то же самое. В нашей стране победившей демократии криминальная ситуация такова, что человек, сунувший нос не в свои дела, рискует познакомиться с асфальтоукладчиком гораздо ближе, чем того хочет.

Решив завтра ещё раз обсудить этот вопрос с Костей, я выбросил окурок и вышел в коридор.

— Александр Александрович, зайдите ко мне! — голос Бакутина прозвучал как-то недовольно.

— Да, Борис Альбертович, — не замедлил я появиться на пороге его кабинета.

— Послушайте, Махницкий, чем вы занимаетесь на дежурстве?!

Я удивлённо вытаращил глаза.

— Что там за дурацкая история с фотографией, которую во всеуслышание и, надо заметить, под всеобщий смех, рассказывает в реанимации Хохлов? Что ещё за расследование вы затеяли?! — начальственный бас рокотал, перекатываясь по кабинету и крепчая с каждой минутой. — Какую тему вы собираетесь представить в качестве доклада на завтрашней конференции? Никакую? За вас должна отдуваться Елена Анатольевна, которая работает ещё без году неделю!