Почему я верю. Простые ответы на сложные вопросы - [27]

Мы не можем осуждать протестанта, который усиленно читает Новый Завет и во имя воскресшего Христа пытается выстроить свою жизнь, чтобы своими делами соответствовать прочитанному слову. Мы должны со смирением признать, что это — хорошо и что, кроме того, нам этого часто не хватает: далеко не все православные любят читать Евангелие, изучать его, в него вдумываться. Отказывать протестанту в наличии веры и любви ко Христу лишь на том основании, что он не молится с нами рядом, мы не должны. Если же он по недоумию или по злой науке своих духовных учителей подвергает осмеянию то, что для нас свято, — Пресвятую Богородицу, или почитание святых икон, или молитву за усопших, — тут уже надо спорить и защищать святыню. Не умеешь спорить и защищать — проходи мимо. Мы в данном случае стоим на разных берегах.

Не стоит считать, что у инославного все неверно и плохо, так не бывает. Но и принятия не все достойно. Это тяжелый труд — научиться принимать правильное и отвергать неправильное. Бытовая задача православных христиан, живущих в окружении инославных, иноверных и совсем неверных, в этом, собственно, и состоит: понять, что соответствует глубине христианского исповедания, а что — наслоено. И это посильный труд.

Как пример верного отношения к «плохому» и «хорошему» в инославии, можно привести преподобного Силуана Афонского. Он говорил с одним миссионером, и тот рассказывал преподобному о своей «миссии», как он ходил к протестантам и критиковал их заблуждения: «У вас то не так и это не эдак, того нет, этого нет!» (перечисляя стандартные отличия наших конфессий). А Силуан сказал ему: «Ты неправильно говоришь. Ведь, когда они читают Божие слово, душа их знает, что это хорошо. И ты ничего не достигаешь, критикуя их добрые обычаи. А вот если бы ты сказал им: «Хорошо, что вы любите Господа и знаете, как сладко слово Его! Но вот этого и этого у вас не хватает», то было бы лучше — больше было бы шансов на успех.

Мне кажется, так и надо подходить к этому вопросу.

Молитва в католическом храме

— Приходилось ли Вам как-то решать этот вопрос для себя, скажем, при общении с католиками или протестантами?

— Я неоднократно общался с протестантами, бывал несколько раз в протестантских общинах на их служениях, куда меня приглашали в качестве гостя. И я понимал: в том, что они, например, читают и пытаются понять и объяснить друг другу Евангелие, нет ничего дурного. Конечно, протестантское «прославление» — пение на сцене под гитары или под синтезаторы: «О, Иисус, я так люблю Тебя!» — это совсем не то, чем можно восхититься и перенять. Или, скажем, слепое копирование чужих традиций при отсутствии своих: когда русские пятидесятники или баптисты празднуют американский праздник урожая — день Благодарения. С какой стати люди, живущие на просторах России или Украины, празднуют американский праздник переселенцев? Это, конечно, вызывает естественное недоумение.

Но все-таки то, что хорошо, должно быть названо хорошим.

— Как Вы, будучи на молитвенном собрании протестантов или у католиков, для себя определяли границы: «вот это я могу делать, а этого не могу»? Например, в отношении молитвы — ведь с христианами других конфессий православному нельзя молиться.

— Да, нельзя участвовать в их молитвах.

— Даже если они читают «Отче наш»?

— Да, если даже они собираются вместе и читают «Отче наш», ты должен, присутствуя среди них, творить свою молитву, не подключая свой голос к общему хору.

— Чем вызвана такая строгость этого требования?

— Нельзя вступать в единение с теми, кто отлучен от Церкви, вернее, кто сам себя от Неё отлучил. Нельзя, например, участвовать в протестантском обряде преломления хлеба, принимать у них причастие (вернее, квазипричастие, поскольку протестанты в большинстве своем не верят, что хлеб Евхаристии есть Тело Христово, а вино — Кровь Его). Это губительно. Входя в резонанс с молитвенной жизнью этих чужеродных Церкви частей, ты рискуешь, совершенно этого не ожидая, много из этой жизни усвоить и унести с собой.

Но это не значит, что надо смотреть на них как на врагов.

Есть, кроме того, экстремальные ситуации, в которых правилами, годными для повседневной жизни, можно поступаться. Представим, что в окопе окажутся под обстрелом баптисты и православные и они в состоянии большого страха и ужаса захотят помолиться вместе — я думаю, в такой молитве не будет ничего предосудительного или греховного. Слишком экстраординарно событие.

Но именно вхождение в общину и участие в их молитве, конечно, православному запрещено.

— Что же, нельзя молиться и в католических соборах, где лежат мощи святых?

— На самом деле… нам не запрещено нигде молиться.

Можно привести такой пример. В некоторых странах Европы главные католические праздники являются одновременно и государственными, например евхаристический праздник Тела Христова, Рождество, Пасха или Пятидесятница (хотя европейцы все больше и больше становятся безбожниками, но рудиментарно христианские праздники у них в календаре остаются). И наших православных архиереев, живущих на Западе и вынужденных общаться с западным миром, конечно же, на эти праздники приглашают как почетных гостей. Живя там, они не имеют возможности отказаться, потому что они не хозяева, а гости. На празднике бывает весь цвет и знать общества — может присутствовать, например, президент или мэр города, обязательно будет представитель Церкви, какой-нибудь кардинал или пресвитер. И русский епископ должен показать лояльность к власти и уважение к народу, среди которого живет. В некотором смысле он «посол» своей Церкви: его внешний вид, благожелательность или, наоборот, нерасположенность обязательно будут замечать. Он не может «воротить нос», мол не пойду на вашу инославную службу!