Почему я? - [3]

И теперь, наконец-то кто-то зашевелился в первой машине и вылез с места водителя. Как и два его более поспешных компаньона, он был одет в чёрное пальто, может быть слегка тёплое для этой сырой, но не холодной мартовской ночи. В отличие от них, он никуда не спешил. Дортмундер видел это по тому, как тот не спеша обошёл автомобиль спереди и стал на тротуаре, перебирая связку ключей, в то время как те двое просили его поторопиться. Медленный кивнул, сделал успокаивающие похлопывания по воздуху — мол, успеем, выбрал ключ, и подошёл к двери ювелирного магазина.

Проклятье! Ювелир! Коренастый, пожилой мужчина с чёрными усами, в черной роговой оправе и чёрном пальто, двигался к двери с выбранным ключом. Кто прерывает отпуск в такое время? Двенадцать сорок пополуночи, если верить всем этим Таймекс. Двенадцать сорок пополуночи, четверг. Разве это подходящее время чтобы вновь открыться?

Ключ заскрежетал в замке, а Дортмундер стал аккуратно перемещаться вглубь тёмного интерьера магазина. Он понимал, что обратного пути нет. Было ли там какое-то укрытие? Было ли логическое объяснение появлению хозяина магазина?

(Даже ни на секунду Дортмундер не допускал мысли, что они могут быть второй бандой грабителей, привлечённые тем же знаком. Грабители не паркуются у входа в магазин и не сидят в машине какое-то время. Они не оставляют включенными фары. И им не может посчастливиться выбрать сразу нужный ключ.)

К счастью, методы взлома Дортмундера позволяют использовать дверь в дальнейшем. Конечно, если бы хозяин захотел войти в магазин утром, при дневном свете, то какие-то царапины и вмятины можно было бы заметить, а в темноте, в двенадцать сорок пополуночи, не было ничего, чтобы господин Скукакис, если это действительно был он, мог заметить. Поэтому, в тот момент, как Дортмундер нырнул за прилавок — выставочную витрину запонок с римскими мотивами — дверь спокойно открылась, и трое мужчин, как ни в чём не бывало, вошли внутрь, продолжая разговаривать. По началу, Дортмундер подумал, что ничего не понимает, потому что они говорили все одновременно, но когда они стали говорить по одному, он понял, что по-прежнему ничего не понимает. Значит, они говорят на каком-то иностранном языке, правда на каком Дортмундер не имел понятия. Для него это было как китайская грамота.

У двух последних прибывших, большая часть разговора быстрое, взволнованное стаккато, в то время как у другого, мужчины постарше, медленное, более сдержанное — как будто давал спокойные, вразумительные ответы. Всё это происходило в темноте, никто из них не потрудился включить свет, за что Дортмундер был им безмерно благодарный. С другой стороны, что они делали здесь, в темноте, разговаривая на незнакомом языке в закрытом ювелирном магазине около часа ночи?

Плок-чанк, услышал Дортмундер звук открываемой двери сейфа, и на его лице появилась недовольное выражение. Неужели всё-таки грабители? Он был раздосадован, что не может подняться над прилавком и посмотреть, что они там делали, рисковать было нельзя. Они находились между ним и слабым освещением с улицы, и в лучшем случае будут казаться неясными силуэтами, в то время как его очертание можно было принять за движущее серое лицо. Так что он оставался на месте, слушал и ждал.

Чок-вир. Раздался звук закрывающейся двери сейфа, и завращались диски. Разве грабители закрывают сейф, когда заканчивают работу? Разве они крутят колесо, чтобы проверить закрылась ли дверца? Сидя на корточках за прилавком настолько удобно, насколько это было возможно, Дортмундер покачивая головой, продолжал слушать и ждать.

Последовал очередной шквал незнакомого языка, затем звук открываемой входной двери и удаляющиеся голоса. Дортмундер приподнял голову. Голоса почти стихли, дверь захлопнулась. Ключ вновь загрохотал в замке.

Дортмундер начал потихоньку подниматься, вытянув шею так, что первыми над стеклянным прилавком появились его сухие, тонкие волосы цвета мёртвых водорослей на пляже в январе; затем появился узкий морщинистый лоб с миллионами старых проблем; потом его уставшие и пессимистические глаза, которые бегали по сторонам, напоминая глаза зловещей игрушки из магазина подарков.

Они уезжали. Втроём они пересекли тротуар и разошлись к автомобилям, старик так же медленно и методично, а парочка всё так же бойко. Эти двое вскочили в тачку, и с визгом умчались прочь, в то время, как пожилой только сел за руль.

Дортмундер поднялся из-за прилавка ещё на полтора дюйма. Появились измождённые скулы и узкий, длинный изогнутый нос, основанием которого он опирался на стеклянную витрину прилавка.

Старик сел в свой автомобиль. Прошло какое-то время. «Возможно, его врач сказал ему снизить темп», — пробормотал Дортмундер перед откатной деревянной дверью на фоне выставочного стенда.

В машине вспыхнула спичка. Поблекла, затем снова разгорелась; снова поблекла, разгорелась. Пламя потухло.

Вспыхнула вторая спичка.

— Раскуривает трубку, — ворчал Дортмундер. «Я мог бы и догадаться, проторчим здесь до восхода солнца».

Вспышка-темнота; вспышка-темнота. Вспышка… и всё погрузилось в темноту.

Пауза.