Почему я не христианин - [15]
Но в действительности ничего этого нет, и даже ничего подобного. Таким образом, мне не хватает доказательств, чтобы считать обоснованными христианские верования. Опять же, я легко мог бы изменить своё мнение, даже без доказательств, о которых я говорил выше. Если бы сейчас мне явился Иисус, и ответил на кое-какие мои вопросы, я бы уверовал. Если бы он часто разговаривал со мной, и я мог бы творить чудеса по явному его благословению, я бы уверовал. Если бы на протяжении всей истории у всех людей в мире, включая меня, был одинаковый религиозный опыт, если бы людям не являлось никаких других сверхъестественных существ — ни других богов, никаких духов, кроме Иисуса, и если бы они не слышали другого послания, чем Евангелие, я бы уверовал. Если бы мы сами видели, кто попадает в рай, а кто нет, и таким образом могли убедиться, к каким последствиям приводят вера и неверия, и это было бы столь же наглядно и убедительно, как последствия вождения в пьяном виде, я бы уверовал. Но ничего из этого и ничего подобного этому не наблюдается.
«Любящий» бог, который «хочет», чтобы мы приняли Благую Весть и стали жить правильно, такого состояния дел не допустил бы. Таким образом, отсутствие этих доказательств не только означает, что у христианства недостаёт доказательств, на основании которых мы бы поверили ему, но также прямо служит опровержением христианства, согласно которому бог дал бы достаточно доказательств, чтобы спасти нас, чтобы дать нам возможность принять обоснованное решение. А раз этот прогноз не сбылся, то теория неверна. Любящий бог не стал бы прятать спасательный круг, который он мне якобы кинул, и он бросил бы его не в туман, а рядом со мной, где его было бы ясно видно, и он помог бы мне сделать всё необходимое для того, чтобы к нему добраться и спастись. Потому что именно так поступил бы я по отношению к любому другому человеку. А ни один христианин не поверит, что я справедливее и добрее, чем их бог.
4. Христианство предсказывает другую вселенную
Ранее я уже отмечал, что христианская гипотеза, на самом деле, предсказывает совершенно другую вселенную, чем та, в который мы находимся. Потому что любящий бог, который захотел бы создать вселенную лишь для того, чтобы она была домом для людей, и который стремился бы осуществить свой план их спасения, никогда бы не придумал эту Вселенную, а создал бы нечто совсем иное. А вот если никакого бога нет, то Вселенная, которую мы в действительности наблюдаем, — в точности такого рода, какого мы бы и ожидали увидеть. Другими словами, если бога нет, то мы находимся в такого типа вселенной, в какой единственно и могли оказаться, в какой одной лишь и могла зародиться разумная жизнь без каких-либо сверхъестественных причин или планов. То есть натуралистический атеизм в точности предсказывает именно такого рода вселенную, какую мы наблюдаем, в то время как христианская теория не предсказывает почти ни одной из особенностей нашей Вселенной. В самом деле, христианская теория предсказывает, что Вселенная должна обладать рядом свойств, которых у неё на самом деле нет, и что у неё должны отсутствовать свойства, которые у неё в действительности имеются. Таким образом, натурализм даёт лучшее, чем христианство, объяснение Вселенной, в которой мы находимся. И поскольку натурализм (отрицание сверхъестественного) внушает наибольшее доверие среди известных мне форм атеизма, то именно его я и буду в дальнейшем называть «атеизмом» [8]. Теперь давайте рассмотрим несколько примеров того, что я имею в виду.
Происхождение жизни и эволюция
Начнём с происхождения жизни. Предположим, что бога нет. Если это так, то жизнь должна была зародиться в результате случайности. Христиане справедливо отмечают, что вероятность случайного возникновения первого живого организма крайне мала. Это верно, но то же самое можно сказать и о выигрыше в лотерею, и, однако же, в лотерею постоянно кто-нибудь выигрывает. Почему? Потому что, по теории вероятности, шансы выиграть в лотерею зависят не только от того, насколько вероятен выигрыш — пусть это будет один шанс из миллиарда — но также и от количества попыток. Другими словами, если играет миллиард человек, а вероятность выиграть — один шанс из миллиарда, то, на самом деле, очень даже вероятно, что в лотерею кто-то выиграет. Конечно, если розыгрыш проводился только один раз, и единственный проданный билет оказался выигрышным, то у вас могут возникнуть справедливые подозрения. Ну а если розыгрышей был целый миллиард, и каждый раз при этом единственный проданный билет оказывался выигрышным, то у вас не останется никаких сомнений, что тут кто-то жульничает. Потому что ничем другим нельзя будет объяснить столь выдающийся факт.
Таким образом, жизнь могла возникнуть случайно (т. е. без вмешательства бога), только в том случае, если на попытку, окончившуюся удачей, пришлось бесчисленное множество неудачных. Ведь если в лотерее участвовал миллиард человек, и лишь один из них выиграл, то это, несомненно, произошло в результате чистой случайности, а не мошенничества. Так что единственный вариант, при котором в эту лотерею можно было выиграть случайным образом — это если в неё играло бесчисленное количество участников, и только один билет выиграл. Аналогичным образом, единственный вариант, при котором жизнь могла возникнуть случайно, это если Вселенная совершила бесчисленное количество попыток, которые очень редко приводили к успеху. И мы видим, что именно так и случилось: Вселенная смешивала химикаты на протяжении двенадцати с лишним миллиардов лет в более чем миллиарде триллионов звёздных систем. Именно такую картину мы и должны были увидеть, если жизнь зародилась случайно — потому что это могло произойти только в такой громадной и древней Вселенной, как наша. Тот факт, что мы наблюдаем как раз то, чего требует и предсказывает теория случайного происхождения жизни, свидетельствует о том, что наша теория верна.
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Книга посвящена исследованию вопроса о корнях «сергианства» в русской церковной традиции. Автор рассматривает его на фоне биографии Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского; 1943–1944) — одного из самых ярких и противоречивых иерархов XX столетия. При этом предлагаемая вниманию читателей книга — не биография Патриарха Сергия. С. Л. Фирсов обращается к основным вехам жизни Патриарха лишь для объяснения феномена «сергианства», понимаемого им как «новое издание» старой болезни — своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел. Книга адресована всем, кто интересуется историей Русской Православной Церкви, вопросами взаимоотношений Церкви и государства.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.