Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще - [15]

Окончание ледникового периода изменило значение географии. Разумеется, полюса оставались холодными, а экватор — жарким. Однако в полудюжине мест между этими крайностями (в главе 2 я буду называть эти места первичными центрами) более теплые погодные условия в сочетании с местной географией благоприятствовали эволюции тех растений и/или животных, которых люди могли доместицировать (одомашнить) — то есть генетически изменить их, дабы сделать более полезными, и в конце концов достичь такой стадии, при которой генетически измененные организмы смогли бы выживать только в симбиозе с людьми. Одомашненные растения и животные — это означало больше еды, а значит — больше людей, а это, в свою очередь, означало больше инноваций. Однако доместикация одновременно означала и более интенсивную эксплуатацию тех самых ресурсов, которые были движущей силой данного процесса. Парадокс развития сработал явным образом.

Все эти центральные регионы на протяжении ледниковой эпохи были, как правило, относительно теплыми и обитаемыми. Однако теперь они становились все более отличающимися — как от всего остального мира, так и друг от друга. География благоприятствовала каждому из них, однако некоторым в большей мере, нежели другим. В одном из этих регионов — на так называемых Холмистых склонах[26] в Западной Евразии — была уникально плотная концентрация пригодных для доместикации растений и животных. А поскольку группы людей во многом подобны друг другу, то именно здесь, где ресурсы были наиболее богатыми, и начался раньше всего процесс, который привел к доместикации. Это случилось примерно за 9500 лет до н. э.

Руководствуясь тем, что (как я надеюсь) является здравым смыслом, на протяжении всей этой книги я использую выражение «Запад» для описания всех обществ, ведущих свое происхождение из самого западного (и самого раннего) из евроазиатских первичных центров. Запад давно распространился из этого исходного центра в Юго-Западной Азии[27], охватив Средиземноморский бассейн и Европу, а в последние несколько веков также и обе Америки и Австралазию[28]. Я надеюсь на понимание того, что определять «Запад» таким образом (вместо того чтобы сначала выискивать некие (предположительно) исключительно «западные» ценности, — такие как свобода, рациональность или толерантность, — а затем спорить о том, откуда явились эти ценности и какие части мира сего обладают ими) крайне важно для понимания сущности мира, в котором мы живем. Моя цель — объяснить, почему на земном шаре теперь доминирует определенный набор обществ, ведущих свое происхождение из первичного западного центра — прежде всего, общества Северной Америки, — а не общества из другой части Запада, или общества, ведущие свое происхождение из какого-нибудь другого первичного центра, или, коли на то пошло, не какие-нибудь иные общества вообще.

Следуя той же самой логике, я использую термин «Восток» в отношении всех тех обществ, которые ведут свое происхождение из самого восточного (и второго по возрасту) из евразийских первичных центров. Восток также давно распространялся из своего первичного центра между китайскими реками Хуанхэ (Желтая) и Янцзы, где около 7500 года до н. э. началось одомашнивание растений, и сегодня простирается от Японии на севере до стран Индокитая на юге.

У каждого из обществ, ведущих свое происхождение из других первичных центров (юго-восточного в нынешней Новой Гвинее, южноазиатского в современном Пакистане и Северной Индии, африканского в Восточной Сахаре и двух первичных центров в Новом Свете — в Мексике и Перу), есть своя увлекательная история. В дальнейшем я буду периодически вкратце касаться и их. Однако основное внимание (настолько неуклонно, насколько смогу) я буду уделять сопоставлениям Востока и Запада. Я исхожу из того, что с конца ледникового периода наиболее развитыми обществами мира почти всегда были те, что вели свое происхождение либо из первичного западного, либо из первичного восточного центра. Если «Альберт в Пекине» — это правдоподобная альтернатива «Лути в Балморале», то «Альберт в Куско, Дели или Новой Гвинее» — никак нет. Наиболее действенный способ для объяснения того, почему Запад властвует, состоит, следовательно, в сопоставлениях Востока и Запада. И именно этим я и занимался.

Такой способ написания этой книги потребовал своих издержек. Более глобальное рассмотрение, при котором уделялось бы внимание каждому из регионов мира, дало бы более богатую картину, с бóльшим количеством нюансов. Можно было бы в полной мере воздать должное культурам Южной Азии, обеих Америк и других регионов за весь их вклад в цивилизацию. Но такая глобальная версия также имела бы свои недостатки, в особенности — отсутствие сконцентрированности. К тому же страниц в этой книге, вероятно, было бы еще больше, нежели в той, что я написал. Сэмюэл Джонсон, острейший ум Англии XVIII века, однажды заметил, что «Потерянный рай» — это книга, которую, однажды закрыв, уже очень трудно открыть»¹². Это касается Мильтона. И я подозреваю, что это даже в еще большей степени касается всего, что я мог бы произвести на свет.