Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - [17]

Мы зашли. Там уже был Гуренко, с ним первый заместитель председателя Совмина Масик Константин Иванович. Сели за стол. Я – на свое председательское место, как положено: «Слушаю вас, Валентин Иванович». Он: «Вот вы, Леонид Макарович, знаете, что в Москве образовался комитет спасения? Горбачев завел страну в такое положение, что мы должны искать какой-то выход». Я молчу. «Я приехал, чтобы предложить вам ввести в Украине чрезвычайное положение». Я говорю: «А зачем? Люди спокойно работают, даже в Киеве никаких митингов нет. Это в Москве, наверное, что-то происходит, а у нас дворцовых переворотов не наблюдается». – «Нет, нет, надо ввести». Я говорю: «Валентин Иванович, согласно закону, чрезвычайное положение может вводить только Верховный совет Украины. Председатель Верховного совета не имеет полномочий самолично это сделать. Чтобы собрать Верховный совет, надо всех отозвать из отпуска. Но мы так поступать не будем, потому что я считаю, что у нас нет оснований для введения чрезвычайного положения». Он говорит: «Ну, тогда центр может и без вас это сделать». Я с ним не спорил. Но он понял, что не найдет тут поддержки. В это время мне звонит Крючков, начальник КГБ: «Здравствуйте, Леонид Макарович. Варенников у вас?» – «Да, у меня, – говорю. – Передать ему трубку?» – «Нет, нет, не надо. До свидания». Это был сигнал мне, что все под контролем – мол, веди себя правильно. Я говорю: «Валентин Иванович, я еще раз вам говорю, что чрезвычайное положение мы вводить не будем. И поддержки ГКЧП у нас не будет. Если вы хотите, чтобы все было как положено, собирайте Верховный совет и приглашайте Горбачева. Мы все соберемся и примем решение. Если он действительно сотворил, как вы говорите, что-то плохое, Верховный совет может его отозвать или освободить от должности». Он посидел, посидел и говорит: «Я тогда поеду во Львов. Там Рух, там Черновол, – а это же родина Черновола, – у меня информация, что там происходит что-то тяжелое. Поеду и посмотрю, а потом вернусь к вам». Очевидно, он решил собрать там факты, вернуться и сказать мне: «Вы ж посмотрите, что делается! А вы говорите: нет оснований для чрезвычайного положения». Но там он ничего не увидел чрезвычайного и прямо оттуда улетел в Москву. На этом наша встреча с Варенниковым завершилась.

– А 24-го вы уже принимали Акт о государственной независимости Украины.

– Ну да. Мы тогда приняли очень важное решение – приостановить деятельность Компартии Украины. Не запретить, а приостановить. Утром 24 августа созвали внеочередную сессию Верховного совета. Я выступил с полуторачасовым докладом, были очень бурные дебаты, голосование. В итоге акт приняли.

– В нем была совершенно поразительная формулировка: «В связи со смертельной опасностью, нависшей над Украиной в результате государственного переворота…» Кто ее автор?

– Ее предложил народный депутат Левко Лукьяненко, человек, сидевший в лагерях, единственный приговоренный к смертной казни (в начале 1960-х Лукьяненко создал Украинский рабоче-крестьянский союз, выступавший за конституционное отделение Украины от СССР. За это его приговорили к расстрелу, но позже наказание заменили 15 годами заключения. – Прим. ред.). Мы с Павличко несколько раз читали этот проект, написанный Лукьяненко от руки, вносили правки, но серьезных изменений не было.

– В результате Украина стала пятой республикой, отделившейся от Союза, после Литвы и Грузии, которые сделали это до путча, а также Латвии и Эстонии.

– Да. Но главное, что эта формулировка была вынесена на всеукраинский референдум 1 декабря. Мы обратились за окончательным решением к народу.

– Но на референдуме, если я не ошибаюсь, задавался лишь вопрос «Согласны ли вы с независимостью Украины?». Не было вопроса «Согласны ли вы с тем, что Украина выходит из Советского Союза?».

– Не было.

– Достаточно лукавая формулировка. Как на всесоюзном референдуме при Горбачеве: «Считаете ли вы необходимым сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере обеспечиваться права и свободы человека любой национальности?» Естественно, все отвечали «да».

– Не все, 73 %.

– А у вас больше 90 % голосовали за независимость Украины. Но имелось в виду в составе Советского Союза, да?

– Там не было формулировки о развале Советского Союза, но из текста вытекало именно такое решение.

– Это было сделано намеренно?

– Нет. Ее не было, потому что мы знали, что нет юридически точной формулировки о возможности выхода из Советского Союза. Мы должны были зафиксировать волю народа – что он выступает за независимость Украины.

– От чего?

– Ну, от Советского Союза.

– Но это не проговаривалось.

– Ну да. Точная юридическая формулировка была бы: «Согласны ли вы, чтобы Украина стала независимой и вышла из состава Советского Союза». Наверное, вы имеете в виду это.

– Конечно. Но вы не могли себе такую позволить, да?

– Мы такую формулировку не обсуждали, ибо ее не было. Мы считали, что независимость Украины – уже факт. Но я-то понимал: если Украина или любая республика заявит о выходе из Советского Союза, это будет начало ее конца. Так и было бы, если бы Ельцин не подписал Беловежье. Вот представьте себе, мы с Шушкевичем подписали, а Ельцин – нет.