Почему поют русалки - [44]

— Следовательно, мистеру Йейтсу пришлось примириться с потерей.

— Кажется, так, — кивнул маленький магистрат, — хотя корабль мог быть застрахован. Я собираюсь нынче навестить редакции нескольких городских газет, ознакомиться задним числом с публикациями по этому поводу.

— Я считал, вас отстранили от дела? — улыбнувшись, спросил Девлин.

Редкий проблеск веселья мелькнул в обычно серьезных глазах чиновника.

— Так и есть.

ГЛАВА 35

Оставив в конюшне любимца вороного, Себастьян пересел в двуколку и погнал лошадей в Саутворк. Когда под колесами экипажа перестала громыхать старая брусчатка Лондонского моста, он оказался на южном берегу Темзы. Солнце пригревало, его лучи играли на сверкающей золотом глади реки, но улицы, окружавшие Маршелси, хранили сумрак и промозглую сырость, а воздух был наполнен чадом гниющих отбросов, падали и отчаяния.

— Уэсли Олдфилд, — сказал Себастьян, вкладывая для убедительности монету в трясущуюся руку старика, которого он встретил у высоких тюремных ворот. — Где мне найти его?

— Потрудитесь подняться по лестнице наверх. Последняя дверь по правую руку.

Речь старика звучала, к удивлению, вполне культурно.

— Благодарю.

Прижав к носу платок и стараясь дышать неглубоко, Себастьян взобрался по шумной, вонючей, в пятнах мочи лестнице и пошел вдоль холодного коридора. Вдруг его слуха коснулись звуки скрипки, ее печальный мелодичный напев доносился из-за ободранной двери в конце прохода. Когда Себастьян постучал, звуки мгновенно стихли.

— Кто там? — послышался сдавленный испуганный голос.

— Виконт Девлин.

Дверь рывком распахнулась, и он увидел жалкого вида субъекта. Насколько удалось выяснить Себастьяну, возраст Уэсли Олдфилда едва перевалил за тридцать пять, но человек, который сейчас стоял перед ним, казался много, много старше. Его неопрятные длинные волосы выглядели совершенно седыми, рот был приоткрыт, а запавшие щеки, изможденность лица говорили о болезнях. Ссутулившись, он стоял у двери, одной рукой держась за притолоку, словно боясь упасть, а в другой бережно держа старенькую скрипку. На Себастьяна смотрели водянистые блекло-голубые глаза.

— Мы с вами знакомы?

— Мистер Уэсли Олдфилд? — уточнил Себастьян. Мужчина сконфуженным жестом пробежал рукой по щетине на подбородке.

— Да, это я.

— Можно войти?

Олдфилд на мгновение заколебался, затем, шагнув назад, отвесил любезный поклон.

— Входите. Приношу нижайшие извинения за более чем скромную остановку моей обители.

Себастьян очутился в тесной, с низким потолком клетушке. Крохотный темный очаг, одинокое окно забрано решеткой. Камера казалась такой же жалкой, как ее обитатель. В ней стояло зловоние от давно не мытого тела, человеческих экскрементов и того медленно надвигающегося сумасшествия, которое может внести внезапное несчастье в прежде полную надежд жизнь.

Олдфилд, неловко ступая, стал убирать пачки бумаг и книг с протертого сиденья когда-то роскошного кресла.

— Пожалуйста, садитесь. Нынче визитеры у меня редки, и, боюсь, манеры мои стали нелюбезны. Могу предложить вам бренди? — Он потянулся за бутылкой, стоявшей откупоренной на шатком столе, затем пробормотал: — Ох ты господи, я же его допил вчера вечером.

И, продолжая бесцельно глядеть на пустую бутылку, жалобно поцокал языком.

— Благодарю, я не испытываю жажды.

Внимательно приглядываясь к стоящему перед ним узнику, Себастьян отчетливо понимал, что Олдфилд не может иметь отношения к происшедшим убийствам. Вряд ли этот человек даже в состоянии припомнить что-либо существенное о последнем, ставшем роковым плавании «Гармонии».

— Вы не сын ли графа Гендона, милорд? — спросил Олдфилд, поворачиваясь и укладывая скрипку в футляр. Вид он принял едва ли не почтительный.

— Вы знакомы с моим батюшкой?

— Знаком. — Теперь вид его стал увереннее, взгляд почти осмысленным. — Почему решили навестить меня?

— Мне необходимо побеседовать с вами о «Гармонии».

Реакция его собеседника на это откровенное заявление была довольно неожиданной. Несчастное плавание «Гармонии» разорило этого человека, но, услышав название судна, он оживился и, присев на краешек кровати, с живым интересом спросил:

— А-а, вы тоже заметили?

— Что именно?

— Последовательность этих странных событий. Сначала сын преподобного Торнтона…

— Вы говорите о Николасе Торнтоне?

— Ну конечно, о ком же еще. Сначала Торнтон, потом Кармайкл и Стентон. Теперь Беллами. Кто-то вышел на охоту за их сыновьями.

Себастьян смотрел в измученные, почти сумасшедшие глаза заключенного.

— Вам известно почему?

— Почему? Нет, точно я этого не знаю. Но когда думаешь о том, как именно погибли эти молодые люди, как страшно изувечены их тела, в голову приходят самые разные мысли. — Он осекся и исподтишка бросил на Себастьяна осторожный взгляд. — Вы поэтому ко мне явились? Решили, должно быть, что я причастен к этим убийствам?

— Как можно, вас ведь держат в заключении, — возразил Себастьян.

Зловещая усмешка искривила губы Олдфилда.

— Это так. Но иногда нам разрешается выходить из Маршелси.

— Только в дневные часы. Кармайкл же, как и Стентон, и Беллами, был убит ночью. Вы же ночью находитесь под замком.

Выражение лица его собеседника изменилось, следы усмешки растаяли, но ненадолго. Оно тут же просветлело опять.