Почему не иначе - [3]

Кошка по-русски «кошка», а собака — «собака». А как узнали, что их надо звать именно так, а не наоборот?

Почему подательницу молока мы, русские, придумали называть «корова»? Вон немцы измыслили для нее слово «ку», а французы — «ваш». Что же это значит? Чье слово правильней? Все правильны? Но тогда — как же так?

Есть люди, которым такие вопросы представляются ребячеством. Мне же они кажутся весьма любопытными вопросами, заслуживающими самого серьезного рассмотрения и надлежащих ответов. Надо только выяснить, можно ли эти ответы найти.

Очень давно, когда я был еще школьником, гимназистом, среди нас ходил не бог весь какой остроумный, но всем известный анекдот-каламбур.

У одного митрополита (т. е. священника высшего чина) был молодой служка — парень невежественный, но любознательный. Поминутно он досаждал старику разными нелепыми вопросами. Чаще всего — что с такого дубины возьмешь? — это сходило ему безнаказанно; но случилось и иначе.

Один раз он ни с того ни с сего ахнул:

— Ваше преосвященство! А почему это вас называют митра-палит, а не митра-стреляет?

Надо заметить, что «митрой» церковники зовут особый почетный головной убор, золотую шапку, украшенную драгоценными камнями, какую носили и митрополиты.

Подобной ерунды не выдержал даже благодушный «преосвященный».

— Потому же, почему тебя называют ду-рак, а не ду-рыба! — сердито огрызнулся он.

А напрасно! Конечно, служка опозорился: он не знал даже, как пишется титул того, кому он прислуживал, — через «о», а не через «а». Но ведь по сути дела необразованный послушник задал старцу чисто этимологический вопрос. И если старик уклонился от ответа, возникает подозрение, что и он не знал его.

А разъяснить, откуда взялись обе половинки слова митрополит, совсем не сложно.

Прежде всего, слово это греческих корней и происхождения. Первая половина его — «митро» — в византийско-греческом языке была производным от «мэтэр» — «мать»; «полит» в том же языке связано с «полис» — «город». Сложенные вместе, они составили слово «митрополис» (в другом произношении — «метрополией) — «город-мать», «столица», «главный город». Митрополитом стал называться тот из христианских церковных правителей — епископов, который жил в столице и управлял остальными, считался старшим среди них. Титул этот так и значил: столичный епископ[1]. Тысячелетие назад титул этот вместе с христианской религией проник на Русь. Потеряв по пути греческое окончание «эс» («митрополитэс»), он стал русским церковным словом «митрополит».

Несколько столетий оно было у нас почти одиноко (существовало еще одно производное от него слово: «митрополия» — округ, в котором управлял митрополит), а в XIX веке у него появились недальние родственники. Теперь мы называем «метрополией» (уже не «митро-») любую «Большую землю», саму страну, по отношению к ее заморским малым или второстепенным владениям. Стало совсем нашим и слово «метрополитен», а чаще — просто «метро». Оно было создано из тех же греческих материалов, но уже на французской почве и совсем недавно, в конце XIX века. «Метрополитен» — «Столичная» — была названа рекламы ради компания, строившая в Париже подземную железную дорогу.

Словом, на нелепый вопрос можно было бы дать вполне вразумительный и толковый ответ. Недалекий монашек-служка ознакомился бы с происхождением слова да попутно уяснил бы себе и его правописание. Сердитая «дурыба» оказалась бы ни при чем, а этимология восторжествовала бы.

Червячки на второе

Когда моему сыну было лет пять-шесть, он, как и большинство ребят этого возраста, житья не давал взрослым бесконечными языковедными вопросами.

Сначала его донимали грамматические сомнения:

— Вермишель — тетенька она или дяденька? А почему же тогда в «Вокруг Луны» Мишель Ардан — дяденька?

Потом он переключился на этимологию.

— А почему ее вермишелью назвали, когда она на лапшу гораздо похожее?

Могли бы вы быстро ответить на такое «почему»?

Ищите не ищите, в русском языке вы не обнаружите старших родственников «вермишели», разве только производные, от нее родившиеся, слова. Может быть, это слово — иностранец?

Немцы именуют этот полуфабрикат «фаденнудельн» — «нитчатая лапша»; немецкому языку свойственны такие тяжеловатые, но зато уж точные сложные слова; немцы не любят заимствовать слова из других языков. Ясно — немецкий язык тут ни при чем.

У французов «вермишель» — «вермисоль». Казалось бы, вот источник! Но беда в том, что и французские словари не объясняют, откуда же возникло такое слово. И тут у него не ясна этимология.

Наконец, итальянский словарь. Вот слово «вермичелли», которое тоже обозначает определенный вид лапши, как и наше «вермишель». Но рядом с ним стоит другое слово: «вермичелло» — «червячок». Если взять множественное число от «вермичелло», то и получится «вермичелли», то есть «червячки». Представьте себе блюдо вермишели, поданное на второе, и подумайте, основательно или нет поступили итальянцы, назвав это кушанье, состоящее из узеньких и длинных тестяных ленточек, «червячками».

Да, похоже на правду, но — правда ли? А что, если итальянский язык окрестил не кушанье по живым существам, а, наоборот, дал этим существам имя по своему любимому блюду: «животные вроде лапши»?