Почему море соленое - [63]

— Могу я воспользоваться вашей рацией, чтобы сообщить моей фирме о случившемся? — спросил Роуленс, дожевывая огурец.

— Да, конечно.

Радист принес бланк и карандаш. Роуленс, набросав текст радиограммы, протянул ее мне.

— Посмотрите, пожалуйста, я ничего не упустил? И поставьте координаты.

«Первого июля в 22.35 по Гринвичу в машинно-котельном отделении возник пожар, а вскоре там же произошел взрыв. Вахтенный механик Сноу погиб. Дверь в радиорубку деформировалась и открыть ее не удалось. Через несколько минут вся кормовая надстройка была объята пламенем. Шлюпочная радиостанция тоже вышла из строя, поэтому сигнал SOS в эфир не был дан. Экипаж оставил судно на двух мотоботах, имея шлюпочный запас продуктов и пресной воды. Многие были босы и раздеты — все личные вещи, касса, паспорта и судовые документы сгорели. На борту остался лишь помощник Мелсон, отказавшийся покинуть судно.

Второго июля в 00.17 подошел советский военный корабль и принял на борт экипаж танкера, находившийся в двух мотоботах.

Капитан Роуленс».

— С вашего позволения я добавлю одну фразу: «Русские приступают к тушению пожара», — сказал я.

— Но это безумие! Погасить невозможно, вы же не спасатели, у вас нет специального оборудования. Посмотрите, вся надстройка просела, она может провалиться, а это — десятиэтажный дом.

Да, и отсюда видно, что надстройка просела. Однако, пока не загорелась нефть, есть еще надежда. По крайней мере, так считает наш механик капитан третьего ранга Солониченко.

— Ваши люди не хотели бы принять участие в тушении пожара? — спросил я.

— Вряд ли. Все они застрахованы, на берегу каждый из них все равно получит свое. Впрочем, можно их спросить об этом.

Мы с Роуленсом прошли в кормовой кубрик, где разместили экипаж танкера. Экипаж был набран «с миру по нитке»: датчане, испанцы, англичане, японцы и даже двое филиппинцев. Охотников среди них не нашлось.

А наши уже садились в мотоботы и шлюпку. Среди них я увидел и матроса Егорова.

— А вы куда?

Так ведь такое веселенькое дело, товарищ командир. Мне старпом разрешил.

Ну что же, пусть «развлечется».

Старпом докладывает:

— Погрузили двадцать огнетушителей и двенадцать кислородных приборов.

— Маловато.

Здесь тоже надо что-то оставить. Мало ли что может случиться. Используем их огнетушители.

— Хорошо. Но я вас еще раз прошу: будьте осторожны, следите за людьми. А то у нас тут есть отчаянные. — Я покосился на Егорова. — По одному в помещения не пускать, при угрозе взрыва немедленно оставить танкер, не спрашивая у меня особого разрешения.

— Будем наготове. Разрешите отходить?

— Отходите.

Пожалуй, и мне следует пойти с ними, — сказал Роуленс.

Неужто пробудилась совесть? Скорее всего, стыд. Я промолчал, хотя только что собирался попросить капитана об этом. Он-то знает танкер лучше наших. Роуленс ловко, как обезьяна, спустился по шторм-трапу в мотобот.

После осмотра судна старпом по радио доложил:

— Внутреннее оборудование машинно-котельного отделения и всей надстройки, включая ходовой мостик, сгорело. В отделение поступает вода.

— Нужна ли аварийная партия для заводки пластыря? — спросил я.

Нет. Если потушим пожар, танкер своим ходом все равно не сможет идти. А при одном затопленном отделении он будет хорошо держаться на плаву.

— Как пожар?

Сбиваем огонь в корме, отрезаем ему путь к танкам. Главная палуба и оба борта имеют вздутия, краска обгорела. Переборки нагреты, но прямой угрозы взрыва пока нет. Сейчас главное — отсечь огонь от танков.

— Ясно. Людей хватает?

Пока да. Однако капитан Роуленс просит разгрузить продовольственную кладовую. У них там трехмесячный запас провизии. Но печется он о другом: там полторы тысячи бутылок виски и две с половиной тысячи бутылок пива — трехмесячный запас для экипажа.

Ничего себе потребности! Наверное, вчера налакались, вот и загорелись. А теперь Роуленс, потерявши голову, начинает плакать по волосам. Ему в первую очередь следовало позаботиться не о кладовой, а о судовых документах. Может, зря мы с ними связались? Но ведь, как сказал замполит, все мы люди. А главное — океан.

— Что ответить Роуленсу? — спросил механик.

— Пошли его подальше. Только повежливее.

— Понятно. Постараюсь повежливее, — не очень уверенно пообещал старпом.

Вскоре на одном из мотоботов доставили Мелсона. У него сильные ожоги и ссадины, но кости, кажется, целы. Механик уступил ему свою каюту, но доктор забрал Мелсона к себе. Ребята у нас здоровые, на моей памяти никто серьезно не болел, и доктор, похоже, даже рад случаю продемонстрировать свое лекарское мастерство. Он обхаживал Мелсона часа два, а потом в кают-компании свободные от вахт офицеры устроили англичанину королевский прием. Кажется, ему особенно польстило, что и я на несколько минут спустился с мостика в кают-компанию. У англичан кастовость традиционна и незыблема, и появление в кают-компании и даже рукопожатие самого командира корабля, видимо, в понимании Мелсона было высочайшим знаком внимания и, кажется, несколько смутило его.

10

К вечеру следующего дня пожар удалось потушить, мы переправили на танкер его команду и начали заводить буксир. Уже подали на борт танкера проводник, когда Роуленс сообщил, что снова загорелось в помещении аварийного дизель-генератора.