Почему море соленое - [59]

Потом слышал, как в рулевой рубке Мельник недоуменно спрашивал Смирнова:

— При чем тут я? Если бы не мичман, я бы вообще концы отдал.

— Главное тут — порыв, — разъяснял Смирнов.

— При чем тут порыв? — не соглашался Мельник. — Просто я стоял поблизости и видел все. Стояли бы вы рядом, тоже прыгнули бы за мичманом. Ведь прыгнули бы?

Старшина не успел ответить: капитан-лейтенант Саблин доложил, что вышли в точку, и я объявил боевую тревогу.

К счастью, снежный заряд кончился, стало опять тихо, проглянуло солнце. В его лучах ослепительно засверкали белые заплаты снега на палубе и надстройках.

Приборы ракетной стрельбы начали вырабатывать данные. На пульте управления заморгали разноцветные лампочки, загудели сельсины, в черных прорезях запрыгали колонки цифр. Вот они разом погасли, и на световом табло появилась надпись:

«Залп набран».

— Протяжка!..

Стрелка секундомера нервно прыгает по циферблату.

— Пуск!

Раздался грохот, корабль вздрогнул и окутался пламенем и дымом. Ракета медленно, будто нехотя, сошла с направляющих. Вскоре она врезалась в тучу, и хвост пламени, тянувшийся за ней, оборвался и погас. Теперь мы следили за полетом ракеты по индикатору.

— Хорошо идет! — сказал за моей спиной капитан-лейтенант Саблин.

— Подождите, штурман. Посмотрим, куда попадет.

Я услышал, как несуеверный штурман трижды сплюнул, наверное, через левое плечо.

Маленькая мерцающая точка быстро перемещалась по экрану радиолокатора. Но вот, мелькнув последний раз, она исчезла, и тотчас метрист доложил:

— Ракета вышла за пределы видимости локатора!

— Связь с самолетом в рубку!

Щелкнул динамик. Сквозь писк и скрип радиопомех голос летчика еле слышен:

— Ракета по курсу идет нормально.

Над кораблем повисла напряженная тишина. Я знаю, что сейчас все, от машинистов до сигнальщиков, с тревогой и нетерпением ждут, когда ракета дойдет до цели. Если попадет — значит, не пропал даром изнурительный труд сотен людей, значит, не зря они стояли бессонные вахты, тренировались до седьмого пота, бороздили воды Атлантики и Ледовитого океана и в шторм и в стужу.

Ну а если… Нет, в это никто не хотел верить.

И все-таки это было не исключено, и теперь все с замиранием сердца ждали. Ждали, как приговора.

Я почувствовал, как на лбу у меня выступил холодный пот.

Корабль начал рыскать на курсе. И хотя сейчас это уже не имело ровно никакого значения, я сказал рулевому:

— Спокойнее. Точнее держите на курсе.

Наконец летчик доложил:

— Цель поражена. — И уже совсем не по-уставному добавил: — В самую девятку врезали.

— Порядок! — Я взял микрофон и объявил по кораблю: — Товарищи матросы, старшины и офицеры! Цель поражена. Поздравляю с успешным выполнением задачи! Личному составу боевой части-два объявляю благодарность.

— Пойду по боевым постам, — сказал Протасов и спустился вниз.

— Хорошо стрельнули! — удовлетворенно заметил рулевой.

И начались совсем будничные разговоры. Механик заговорил о том, что надо бы перебрать масляный насос. Саблин попросил разрешения дать радиограмму в базу — у него не сегодня-завтра должна родить жена.

— Кого ждете? — спросил механик. — Сына или дочь?

— Я бы хотел сына, а жена — дочь.

— Радируйте, чтобы рожала двойню во избежание конфликта…

Видимо, мы окончательно разучились удивляться. Если бы мне поручили описать человека двадцатого века, я выделил бы именно эту черту. Наверное, самовар в свое время был величайшим изобретением. От самовара до автомобиля человечество добиралось сотни лет. А мне всего тридцать два. И за это, в сущности, ничтожное для истории время появились реактивный самолет и ракета, атомные электростанции и космические корабли. И никого это уже не удивляет. Когда Гагарин полетел в космос, мы были поражены все. А когда туда слетали четверо наших ребят, мы уже хотели, чтобы следующей была женщина. И она полетела. А теперь и по Луне уже ездят лунные автомобили и люди совершают прогулки.

А ведь где-то на Земле люди живут еще племенами!

Наверное, потомки будут рассказывать о нас легенды, сочинять песни, будут считать наше время героическим. Если вдуматься, оно и в самом деле такое. А мы этого как-то не замечаем. Неужели те, о ком мы сейчас рассказываем легенды и поем песни, тоже по-будничному относились к своим делам? Разве Павка Корчагин стеснялся говорить о величии своего времени?

А мы вот почему-то стесняемся. Хотя и знаем, что Земля очень маленькая и нам доверили ее беречь.

Вот и Егоров, кажется, не удивлен.

— Ну как? — спрашиваю его после пуска.

Он пожимает плечами и говорит:

— Нормально. Только вот жаль, что не видели, как она в цель попала.

7

В океане лишь изредка появляются острова или корабли, и тогда все выскакивают из кают и кубриков, смотрят на них в бинокли, стереотрубы и даже в пеленгаторы, на мостики и надстройки забираются кому не лень. Вообще-то это непорядок, но я никогда не вмешиваюсь, знаю, что другого развлечения у матросов долго не будет, пусть смотрят, пока есть на что смотреть.

На этот раз нам встретился пассажирский лайнер — ослепительно белый и стройный, как лебедь. Он прошел в каких-нибудь пяти кабельтовых от нас, с борта его донеслась музыка, и кто-то завистливо сказал: