Почему море соленое - [28]

— Команде вставать, койки вязать! — орет над ухом динамик.

Мы спим на стационарных кроватях; коек из парусины, которые надо связывать и выносить на верхнюю палубу в специальные коечные сетки, на кораблях нет чуть ли не со времен парусного флота, а команду подают. Вообще на флоте поразительно живучи традиции. И что самое удивительное: никто не считает это консерватизмом. Наоборот, мы благоговеем перед всякого рода флотскими ритуалами, надобность в которых отпала давным-давно. Может быть, потому, что от всего этого веет романтикой Гангута и Синопа, абордажей и схваток с корсарами.

В восемь часов — подъем флага. Ровно в восемь, ни минутой раньше, ни минутой позже. Хронометры на кораблях работают с точностью до десятых долей секунды. Но флаг все-таки поднимается по сигналу флагмана. Мы стоим вдоль борта, почти не дыша. В эти мгновения замирает вся гавань. Слышно лишь, как на мостиках сигнальщики докладывают:

— «Исполнительный» до места!

— Флаг и гюйс поднять!

По флагштоку медленно ползет полотнище флага. Вот оно доходит верхним краем до нока, вахтенный резко дергает за фал, и флаг распахивается, как сине-белое облако. Вот он затрепетал на ветру, заструились в голубом небе красная звезда, серп и молот. И в этот момент в тебе поднимается что-то торжественное, тебя наполняют и гордость, и робость. И эта торжественность живет в тебе весь день, несмотря на то что в суете буден бывают не только радости, но и огорчения.

Пока что огорчений у меня больше.

Вчера я делал мокрую приборку в штурманской рубке и залил водой карту с предварительной прокладкой. Штурмана старшего лейтенанта Саблина, к счастью, не было. Старшина первой статьи Смирнов всю прокладку перечертил, а вину взял на себя. Ох и ругал же его штурман!

А я перед Смирновым еще раз в тот день провинился. Ознакомив меня с ходовым мостиком, он приказал зачехлить все приборы. А потом ветром унесло один чехол. Хорошо, что сигнальщики увидели, достали отпорным крюком. Смирнов сделал мне предупреждение, пообещав в следующий раз наказать строже.

Больше всего огорчений мне доставляет рулевой матрос Гога Казашвили. Он очень доволен тем, что меня поставили к нему учеником, использует малейшую возможность, чтобы покомандовать мной. Я убираю за него в рубке, бачкую, выполняю десятки мелких поручений, как правило, бессмысленных, придуманных лишь для того, чтобы показать свою власть. Как-то он откровенно признался:

— Поступлю в училище. Вот увидишь, Гога еще получит дуба.

— Для того чтобы дать дуба, ума много не надо, — заметил я.

— Не дать, а получить. Понимаешь?

Наконец я понял, что он хочет получить дубовые листья, которые носят на козырьках фуражек старшие морские офицеры. А может быть, даже хочет стать адмиралом. Вот и выслуживается.

Но, в общем-то, мне на корабле нравится. Нравится по-особому четкий ритм корабельной жизни, непрерывное дыхание машин, веселая лихость команд и тот особый флотский шик, в котором где-то и в чем-то очень тонко угадывается гордость за свою флотскую службу. Именно угадывается, а не выпячивается.

Очень хочется в море. Оно по ночам тихо ворчит у борта, иногда настойчиво стучится в кубрик, сердится, швыряет в иллюминатор соленые брызги. Но корабль стоит в планово-предупредительном ремонте, и я еще ни разу не выходил в море. Какое оно там, за каменной стеной мола?

И еще мне нравятся вечера на баке, когда после вечернего чая туда собирается почти весь экипаж. Народ на флоте здоровый и веселый, на корабле всегда найдется «травило», который умеет «подать» смешную историю.

— Сидим это мы, чайком, значит, балуемся. Мамаша пирожками потчует, между прочим, великолепнейшего изготовления. Разумеется, домашнего. Машутка моя насчет последних мод меня просвещает. Ну, а я пью чай и в ус не дую. Дареные мои преспокойно стоят, думаю, еще часа полтора до конца увольнения. Вдруг слышу: за стеной часы бьют. Навострил локаторы, считаю. Одиннадцать. Сами понимаете, у меня аж мурашки по коже. Я, конечно, дико извиняюсь и бегу. Знаю, что не успею, а бегу. Бескозырка в руках, весь взмок. Маневрировать приходится на переменных курсах, патрули, как на грех, на каждом шагу. Вдруг — машина. Думал — такси, поднял руку. Шофер остановился. Я влез, кричу: «Дуй в гавань, и как можно быстрее!» Ну, тот, естественно, газует. И тут из-за моей спины спрашивают так это вежливенько: «Опаздываете, молодой человек?» Оборачиваюсь и вижу — батюшки! Сам командующий флотом сидит! Ну, думаю, суточек десять «губы» обеспечено. А он: «Надо уметь рассчитывать время». Соображаю: терять мне нечего, выложил ему всю историю про свои дареные. Объяснение истасканное, но он поверил. «Ладно, — говорит, — так и быть, выручу». И подвез меня к самому трапу. Ну, а дежурный видит, что к борту подкатывает машина командующего, соответственно, выстроил службу, вызвонил командира. А я вылез и пулей по трапу, даже поблагодарить командующего позабыл. Командир с испугу рявкнул: «Смирно!» — и с рапортом ко мне. Но вовремя разглядел, да и машина уже отъехала. Спрашивает: «Вы что, Иванов?» Я смикитил, в чем дело, и спокойно докладываю, что прибыл из увольнения. А на палубных часах ровно без одной минуты. Командир говорит: «Аккуратненько». И осторожно прощупывает: