Почему Маркс был прав - [26]

Для Маркса утопические прожекты были лишь пустым отвлечением от насущных политических задач. Энергия, которая уходит из них, могла бы принести гораздо больше пользы, будучи посвящена политической борьбе. Как материалист, Маркс с осторожностью относился к идеям, которые уводят от исторической реальности, и считал, что обычно за таким отрывом теории от практики стоят вполне конкретные исторически обусловленные причины. Тот, у кого есть досуг, может набрасывать более или менее детализированные схемы устройства лучшего будущего, точно так же как все желающие могут составлять бесконечные планы величественного романа; вот только они так никогда и не приступят к его написанию, поскольку погрязнут в бесконечном составлении планов для него. Позиция Маркса состояла в том, чтобы не мечтать об идеальном будущем, а решать проблемы настоящего, которые мешают наступлению лучшего будущего. А когда это будет достигнуто, то исчезнет и необходимость в людях, подобных ему.

В «Гражданской войне во Франции» Маркс писал, что революционным рабочим

«предстоит не осуществлять какие-либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества»[33].

Надежда на лучшее будущее не может выражаться лишь в задумчивых сентенциях, мол, «было бы неплохо, если...». Если она будет чем-то большим, чем праздная фантазия, то принципиально иное будущее станет не только желательным, но и безусловно осуществимым; а чтобы стать осуществимым, оно должно укрепиться в реалиях настоящего. Оно не может быть одним махом заброшено в настоящее из некоего внешнего политического пространства. Необходимо найти такой ракурс для наблюдения за настоящим, такие Х-лучи для его просвечивания, которые позволили бы выявлять внутри его те фрагменты, которые потенциально способны составить определенную форму будущего. В ином случае вы преуспеете лишь в формировании у людей несбыточных желаний, а несбывающиеся желания, по Фрейду, ведут прямиком к невротическим заболеваниям.

В настоящем имеются силы, нацеленные на его изменение. В наше время этим занимается, в частности, такое политическое движение, как феминизм; правда, оно добивается такого будущего, в котором на долгое время сохраняется очень многое из настоящего. Для Маркса связующим звеном между настоящим и будущим является рабочий класс - уже имеющаяся реальность и одновременно сила, способная ее преобразовать. Эмансипационные меры вбивают клин будущего в самую сердцевину настоящего. Они представляют собой мост между настоящим и будущим, точку, где они пересекаются. При этом как настоящее, так и будущее обеспечиваются ресурсами прошлого, прежде всего в плане наиболее конструктивных политических традиций, за которые надо сражаться, чтобы выжить.

Некоторые консерваторы являются утопистами, только их утопия лежит не в будущем, а в прошлом. Согласно их взглядам, история представляет собой одно долгое и печальное нисхождение с вершин золотого века, воздвигнутых во времена Адама, Вергилия, Данте, Шекспира, Сэмюэля Джонсона, Джефферсона, Дизраэли, Маргарет Тэтчер или каких-то иных деятелей подобного рода, которых вы сочтете нужным упомянуть. Подобное отношение к прошлому как разновидности фетиша весьма напоминает то, как обращаются с будущим некоторые утопические мыслители. На самом деле, прошлое ничуть не более реально, чем будущее, даже если оно воспринимается так, как будто оно есть.

Впрочем, есть и такие консерваторы, которые отвергают миф о бесконечном падении на том основании, что всякий век является столь же мерзким, как и любой другой. Хорошей новостью для них является то, что дела не идут еще хуже; плохая же состоит в том, что это происходит лишь потому, что им просто некуда дальше ухудшаться. Потому что история управляется человеческой природой, а эта последняя: а) пребывает в ужасающе скверном состоянии и б) абсолютно неизменяема. Величайшая глупость - а точнее сказать, подлость - состоит в том, чтобы манить людей идеалами, которых они по самой своей сути не способны достичь. Радикалы поистине доводят людей до последней степени отвращения к самим себе; пытаясь подбодрить их рассказами о возвышенных вещах, они лишь погружают их в еще более глубокое чувство вины и отчаяния.

Начиная свой путь отсюда, мы вряд ли услышим приятный рецепт политических преобразований. Здесь настоящее выглядит скорее как препятствие, нежели удобная возможность для таких перемен. Так и тянет, подобно анекдотическому туповатому ирландцу, спрашивающему дорогу на железнодорожной станции, сказать: «Что-то мне не хочется отправляться отсюда». Замечание вовсе не такое нелогичное, как может показаться, что также справедливо для ирландцев. Оно означает: «Вы сможете попасть туда быстрее и более коротким путем, если не будете отправляться из этого неудобного и труднодоступного места». Сегодняшние социалисты могут с полным сочувствием отнестись к этому мнению. Совсем не трудно представить себе нашего сошедшего с карикатуры ирландца, который, осматривая Россию после большевистской революции с точки зрения задачи построения социализма в осажденной, изолированной от мира и голодающей стране, замечает: «Что-то мне не хочется отправляться отсюда».