Почему маму всё достало - [13]

Прошлая неделя слилась в одно сплошное мутное пятно, где я пыталась отыскать в этих бесконечных коробках хоть что-нибудь из одежды для офиса, на работе же время проходило за тем, что я наводила порядок у себя на столе, раскладывала все по полочкам и в целом наслаждалась порядком и чистотой рабочего пространства, зато вечером, вернувшись домой – в этот хаос, где дети целый день занимались чем угодно, только не делом (валялись, слонялись, ели-пили по всему дому, ведь это основное времяпровождение подростков после школы), – спотыкалась на каждом шагу и ругала их за беспорядок, который они, казалось, просто сеяли вокруг себя, собирала по всему дому оставленные ими тарелки и чашки, загружала грязную посуду в посудомойку, разражалась руганью по поводу молока, которое опять кончилось, потому что кто-то его выпил без остатка, потом погружалась в пучину этих нераспакованных коробок, поражалась их нескончаемости и недоумевала, откуда у меня столько скарба, желая только одного – лечь спать, потому что окончательно выбилась из сил.

Когда мы с Саймоном впервые съехались жить вместе, ВСЕ НАШИ С НИМ пожитки на двоих уместились на заднем сиденье его подержанного ржавого «Форда-Фиесты», да еще там место оставалось. Спустя двадцать лет совместной жизни нам уже было мало двух огромных грузовиков, чтобы развезти поделенное имущество, не считая того, сколько барахла мы выбросили, сколько бесчисленных сумок с вещами отдали в благотворительные лавки, так еще сами несколько раз отвозили кое-что на свалку. Оставшееся добро я паковала в спешке, швыряя в коробки все подряд и обещая себе, что разберу все тщательно уже на новом месте (от таких небрежных сборов даже у грузчиков поднялись от удивления брови, ведь им пришлось носить коробки, на которых были надписи «дерьмо из кухни», «общее дерьмо», а одну из последних коробок я просто подписала как «вообще непонятная хрень»), а это было труднее, чем я думала, потому что как можно взять и выбросить первый конверт, в который пеленали Джейн, – такой крошечный, поблекший и местами пожелтевший, у меня рука не поднялась от него избавиться.

А когда я вытащила на свет коробку с фотографиями, у меня даже комок в горле встал, я в родильном доме, держу на руках Джейн, она в том самом конверте, рядом стоит Саймон, весь светится от гордости. Это же самые последние настоящие фотографии, которые мы печатали, пока не купили цифровую камеру. Под коробкой с фотографиями лежали медицинские карты детей со всеми справками о прививках. Нужны ли эти справки? А вдруг в какой-то момент потребуется доказать, что они были привиты? Будет ли такой момент? Я отложила карты в ту кучу, куда складывала вещи, «которые могут пригодиться», и тут откопала первые пинетки Питера. Такие крохотулечки! Я помнила тот день, когда мы их купили. С того дня должна остаться фотография – я опять полезла в коробку с фотографиями, ну вот же он, полароидный снимок, сделанный в фирменном магазине Clarks, на нем Питер такой маленький, такой сердитый, такой насупившийся, вцепился в свое одеяльце, он-то не осознавал важность момента. А где это одеяльце сейчас может быть? Мы потом пошли с ним в парк, где он впервые сам своими ножками проковылял через всю игровую площадку, я же всю дорогу кудахтала над ним, как курица над цыпленком, чтобы поймать его вовремя, если он не дай бог упадет. Пинетки отправляются в кучу «еще пригодится». А это что такое? Шкатулка с выпавшими детскими зубами. Ну, это я, конечно же, выбрасывать не буду, хоть они там все перемешались и уже не разберешь, где чьи зубы.

На этом трогательном моменте в комнату зашла Джейн. Она взглянула на шкатулку, которую я с такой нежностью держала в руках, и сказала: «Мать ты ведь отдаешь себе отчет, что когда умрешь и нам придется убирать в твоем доме, будет просто отвратительно разбирать после тебя подобные вещи, как вот эта коробка, например, набитая человеческими зубами».

– Но это же твои зубы, – возразила я. – Я же не серийный маньяк, который коллекционирует зубы своих жертв. Это же ваши зубки, на память о вашем детстве.

Джейн выдала очередной свой фирменный фыр.

– Все равно это отвратительно, – не унималась она. – Если бы ты убивала людей, выдирала у них зубы на память, это было бы понятно. Но зачем ты хранишь наши зубы?

Когда-то давным-давно наступил волшебный момент, когда мы с Саймоном на цыпочках вошли в комнату Джейн, она уже заснула, вся такая хорошенькая, в своей модной пижамке, розовощекая, как ангелочек, и уже видела прекрасные сны о зубной фее и подарках, которые та ей приготовит на утро. Мы тихонечко, чтобы не разбудить, вытащили из-под ее подушки выпавший зубик, который она там спрятала для зубной феи, и положили вместо него монету в один фунт (новенькую и блестящую). Саймон и я еще долго стояли подле кроватки, взявшись за руки, в восторге и умилении смотрели на этого маленького человечка, плод нашей любви, на это чудо, которое сотворили вместе. Мы потом положили этот зубик в специально купленную для этого шкатулку и все поражались, как быстро растет наша девочка. Будет ли у нас с Саймоном еще шанс, когда мы с ним вместе будем делать что-либо ради детей?