Почему любовь ранит? Социологическое объяснение - [39]
Глава 2 повествует о том, как в XX в. импульс развития потребительской культуры и клинической психологии привел к тому, что сексуальная сфера перестала зависеть от нравственного регулирования и формальной классовой эндогамии, а также к возникновению сексуальных полей. Результаты оказались знаменательными: мужчинам больше необязательно быть влиятельными и доминирующими, чтобы иметь сексуальный доступ к женщинам. Теперь он относительно независим от мужской социально-экономической власти, и мужчины разного социально-экономического происхождения имеют возможность вступать в сексуальные отношения со множеством женщин без необходимости платить за это, без риска подвергнуться моральному порицанию окружающих и без принуждения к вступлению в брак[198]. По словам Фукуямы: «Вот что изменилось после 1950-х годов — многим довольно обычным мужчинам было позволено воплотить в жизнь фантазии гедонизма и серийной полигамии, ранее доступной лишь крошечной группе на самом верху общества»[199].
Существуют три возможные причины тесной связи сексуальности с мужским статусом. Поскольку сексуальность ассоциировалась с социально-экономическим статусом влиятельных мужчин, эта ассоциация сохранилась даже тогда, когда связь стала менее прочна. Последовательная сексуальность привлекательна для мужчин всех классов потому, что, если доступ к женщинам ограничен, она действует как признак статуса мужчины, как признак его победы над другими мужчинами. Дух мужского соперничества, признание и статус проявились в сфере сексуальности. Для мужчин она стала показателем статуса с точки зрения их способности конкурировать друг с другом: «Женщины подтверждают сексуальность гетеросексуальных мужчин, а мужчины конкурируют в борьбе за ее признание»[200]. Кроме того, контроль, который мужчины ранее осуществляли в домашнем хозяйстве, перешел в сферу секса и сексуальности, где они могли выражать и проявлять свою власть и свою независимость. Эмоциональная отстраненность в сексуальности стала сигналом и создала более широкое понятие автономии и контроля, а следовательно, и мужественности, и может рассматриваться как метафора мужской независимости, которой способствовало разделение между сексом и браком. В заключение необходимо отметить, что с помощью секса мужчины соревновались друг с другом и укрепляли дружеские связи, воспринимая женские тела объектом мужской солидарности[201]. Иначе говоря, сексуальная свобода превратила сексуальность в площадку для проявления и выражения мужественности для тех мужчин, чей статус на работе, в доме или в мужском обществе был подорван: она преобразовала сексуальность в статус. Если секс для мужчин был способом продемонстрировать свой статус и сблизиться с другими мужчинами, то потеря контроля над домашним хозяйством и собственной независимостью на работе привела к гипертрофированной сексуальности, в которой слились воедино и проявились сразу три аспекта мужественности: власть, независимость и солидарность.
Центральная роль сексуальности в этом переосмыслении мужественности была в значительной степени обусловлена интенсивной сексуализацией женщин и мужчин на протяжении всего XX в., т. е. тем фактом, что сексуальные отношения больше не регулировались системой нравственных ценностей, и тем, что сексуальная привлекательность — чувственность — стала явным признаком гендерной идентичности, оторванной от нравственного поведения личности[202]. В главе 2 я утверждала, что сексуальность стала полем борьбы. Теперь у меня есть все основания полагать, что это вызвано тем, что она позволяет мужчинам обрести и поддерживать свой социальный статус, являясь пространством, где они соревнуются друг с другом в утверждении статуса сексуального.
Можно предположить, что, если после 1960-х гг. секс и сексуальность стали основной площадкой для осуществления свободы женщин, это, по всей вероятности, связано с тем, что последовательная сексуальность полностью ассоциировалась с мужской властью. Однако даже несмотря на то, что условия сексуальных контактов стали сильно сексуализированными как для мужчин, так и для женщин, и на то, что сексуальность стала статусным признаком для обоих полов, их сексуализация происходила иначе. Эвелин Блэквуд, антрополог, отмечает, что мужчины и женщины по-разному позиционируются в сексуальности, где «по-разному» относятся к «различиям в способности контролировать или называть действия и поступки, заявлять о своих правах в отношении одних практик и рассматривать допустимость или недопустимость других»[203]. Между тем социолог Рэндалл Коллинз характеризует это как «систему сексуального расслоения»[204]. Такое различие между полами отчетливо проявляется в отношении сексуальных стратегий, и сейчас мы обратимся именно к изучению женских стратегий образования пар.
