Почему Льву Толстому так нравился рассказ А.П. Чехова «Душечка» - [3]

Шрифт
Интервал

Л. Толстой умышленно писал: «Свята, удивительна душа Душечки со своей способностью отдаваться всем существом тому, кого она любит». Спор о «Душечке» состоит в определении эстетической доминанты чеховского творения. По убеждению Толстого, «автор, очевидно, хочет посмеяться над жалким по его рассуждению существом… Но не смешна, а свята удивительная душа Душечки». Но для Толстого была несомненной значимость и комического начала.

В «Послесловии» к «Душечке» Лев Толстой писал, что Чехов в этом рассказе отказался от своего первоначального намерения и поступил вопреки ему: хотел осмеять героиню, а чувство художника велело ее прославить, и он прославил. При всей широте амплитуды читательских оценок чеховского рассказа есть среди них отзывы, в которых говорится о противоречии между замыслом автора и его реальным воплощением. По мысли Толстого, Чехов хотел осудить и высмеять героиню, однако на деле, как художник, сделал нечто обратное — воспел ее, овеял своей симпатией. По мнению В.И. Тюпы, «Толстой по отношению к "Душечке" проявил читательский произвол. Толстой считал несомненным снижение образа Душечки рассказчиком, однако сила ее любви мыслилась им как очистительная, преобразующая авторскую насмешку в читательское сочувствие, сострадание» (6).

Рассказ «Душечка» написан от третьего лица. Очевидно, это связано с общей тенденцией развития Чехова 1890-х — 1900-х годов — с его устремлением в духовный, внутренний мир героя. В этой повествовательной форме Чехов смог глубоко и объективно раскрыть внутренний мир своих героев. Как отмечает З.С.Паперный, «объективная форма повествования от безличного, всеведущего автора открывала новые возможности раскрытия внутреннего мира героя» (7) (291–312). Достаточно поставить в ряд произведения конца 1890-х — начала 1900-х годов: «Ионыч», «Душечка», «Дама с собачкой», «Архиерей», «Невеста», чтобы обозначилась важная общая для них особенность: герой открывается извне и изнутри. Мы слышим его голос и читаем его мысли; звучат его внутренние монологи. Неслучайно и такое совпадение: во всех случаях название рассказа является именем или обозначением главного героя. Это рассказы-портреты и рассказы-исследования. Чехов последних лет особенно внимателен ко всякого рода переходным формам жизни — существования, прозябания: мы находим у него и героев, и негероев, и полугероев.

Заглавие рассказа имеет сложный образный смысл. Рассказ называется «Душечка», и это слово много раз повторяется в повествовании. «Душечкой» называют Ольгу Семеновну, как Старцева называют «Ионыч», Анну Сергеевну — «Дама с собачкой»… Но ведь «Душечка» — не только прозвище, это душа, только в уменьшительной форме. В рассказе мы вступаем в какой-то особый мир, даже не мир, а мирок. И Ольга Семеновна зовется «Оленькой», и кошка Брыска не просто кошка, а черная «кошечка». С точки зрения З.С. Паперного, «здесь все уменьшено, начиная от первого мужа Оленьки, которого она холит, как ребенка ("— Какой ты у меня славненький!.. Какой ты у меня хорошенький!"), и кончая "мальчишечкой" Сашей; своего первого мужа Кукина она зовет "Ванечкой"; второго — "Васечкой"» (8). Само слово «Душечка» соотносится со многими словами, жестами, выражениями в тексте рассказа. Оно образно и морфологически подчинено общему строю рассказа о душе человеческой, доведенной до масштаба «душечки».

То, что душа уменьшена, подчеркнуто в названии рассказа.

Слово «дочь», вслед за именем открывающее повествование («Оленька, дочь отставного коллежского асессора Племянникова»), является скрипичным ключом ко всей партитуре произведения. Фамилия и статус героини (дочь отставного коллежского асессора) акцентируют тему семейных отношений. В начале рассказа мы узнаем, что Оленька «раньше любила своего папашу, который теперь сидел больной, в темной комнате, в кресле, и тяжело дышал» (9). В конце рассказа выясняется, что «отец давно уже умер, кресло его валялось на чердаке, запыленное, без одной ножки» (579). Эта деталь указывает на то, что событие болезни, а затем и смерти отца не оставило никакого следа в жизни и памяти героини. Отсутствие у героини любви к отеческим гробам свидетельствует также о ее неспособности к самостоянью. Как мы увидим, в жизни и памяти героини не оставила никакого следа и смерть ее мужей: антрепренера Ивана Петровича Кукина и управляющего лесным складом купца Бабакаева Василия Андреевича Пустовалова.

Прозвище героини Душечка соотносится с Психеей (древнегреч. — душа), которая в древнегреческой мифологии была олицетворением души. Миф о Психее был разработан Апулеем в его романе «Метаморфозы». Аллегорический древнегреческий сюжет об Амуре и Психее в чеховском рассказе подвергнут инверсии, травестирован. Если Психея обречена на скитания в поисках Амура, то Душечка ожидает богов своей души на крылечке собственного дома: «Оленька, дочь отставного коллежского асессора Племянникова, сидела у себя во дворе на крылечке задумавшись» (571). Для Чехова с его пристрастием к мотиву ухода домовладение является исключительно важной характеристикой. Домовладение в мире чеховского рассказа духовно обкрадывает человека (достаточно вспомнить скупающего дома доктора Старцева и миллионершу — наследницу Лизу Ляликову). В конце рассказа сообщается о том, что «дом у Оленьки потемнел, крыша заржавела, сарай покосился, и весь двор порос бурьяном и колючей крапивой» (579).


Рекомендуем почитать
Куприн за 30 минут

Серия «Классики за 30 минут» позволит Вам в кратчайшее время ознакомиться с классиками русской литературы и прочитать небольшой отрывок из самого представленного произведения.В доступной форме авторы пересказали наиболее значимые произведения классических авторов, обозначили сюжетную линию, уделили внимание наиболее  важным моментам и показали характеры героев так, что вы сами примите решение о дальнейшем прочтении данных произведений, что сэкономит вам время, либо вы погрузитесь полностью в мир данного автора, открыв для себя новые краски в русской классической литературе.Для широкого круга читателей.


Цветаева за 30 минут

Серия «Классики за 30 минут» позволит Вам в кратчайшее время ознакомиться с классиками русской литературы и прочитать небольшой отрывок из самого представленного произведения.В доступной форме авторы пересказали наиболее значимые произведения классических авторов, обозначили сюжетную линию, уделили внимание наиболее важным моментам и показали характеры героев так, что вы сами примите решение о дальнейшем прочтении данных произведений, что сэкономит вам время, либо вы погрузитесь полностью в мир данного автора, открыв для себя новые краски в русской классической литературе.Для широкого круга читателей.


Псевдонимы русского зарубежья

Книга посвящена теории и практике литературного псевдонима, сосредоточиваясь на бытовании этого явления в рамках литературы русского зарубежья. В сборник вошли статьи ученых из России, Германии, Эстонии, Латвии, Литвы, Италии, Израиля, Чехии, Грузии и Болгарии. В работах изучается псевдонимный и криптонимный репертуар ряда писателей эмиграции первой волны, раскрывается авторство отдельных псевдонимных текстов, анализируются опубликованные под псевдонимом произведения. Сборник содержит также републикации газетных фельетонов русских литераторов межвоенных лет на тему псевдонимов.


По следам знакомых героев

В книге собраны сценарии, сочиненные одним из авторов радиопередачи «В Стране Литературных Героев». Каждое путешествие в эту удивительную страну, в сущности, представляет собой маленькое литературное расследование. Вот почему в роли гидов оказываются здесь герои Артура Конан Дойла — Шерлок Холмс и доктор Уотсон. Издание адресовано самым широким кругам читателей.


Советский научно-фантастический роман

Обзор советской фантастики до 1959 года.


Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

Эта книга — первый опыт междисциплинарного исследования творчества поэта, прозаика, художника, актера и теоретика искусства Дмитрия Александровича Пригова. Ее интрига обозначена в названии: по значимости своего воздействия на современную литературу и визуальные искусства Пригов был, несомненно, классиком — однако его творчество не поддается благостной культурной «канонизации» и требует для своей интерпретации новых подходов, которые и стремятся выработать авторы вошедших в книгу статей: филологи, философы, историки медиа, теоретики визуальной культуры, писатели… В сборник вошли работы авторов из пяти стран.