Почему исповедуются короли - [71]

Под взглядом Гибсона громила вздернул верхнюю губу, сморщил нос, оскалил зубы, словно рыча. Затем непонятная веселость залила щетинистое лицо, и Баллок засмеялся.

– Она снова торчит у тебя, так что ли? Да разве ты ей защитник. – Черные глаза мебельщика презрительно смерили соперника. – Одноногий ирландский докторишка. Что встреваешь-то, а?

Здоровенная рука метнулась и схватила Гибсона за шею, пальцы глубоко впились в плоть. Улыбаясь, Баллок дернул жертву вверх, размахнулся и хлопнул спиной о ближайшую кирпичную стену. Гибсон едва заметил, как его костыль грохнулся на мостовую. Все его существо было сосредоточено на железной хватке, сжимавшей горло, лишавшей воздуха.

– Ну как, ирлашка? Небось не дышится?

Гибсон отчаянно вцеплялся в массивную руку, сдавливавшую шею. В ушах взревело. Глаза заволокло туманом странного, кровавого цвета. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Баллок притянул его лицо вплотную к своему – грубая щетина ободрала Гибсону щеку, в ноздри нахлынула гнусная вонь от гнилых зубов.

– Ты ей передай. Скажи этой суке, что за ней должок. И я его стребую, как приготовлюсь. Скажи, что в этот раз она заплатит по полной.

Продолжая улыбаться, Баллок снова приложил Гибсона затылком и спиной о кирпичную стену.

Затем разжал пальцы и отшагнул назад.

Потеряв равновесие, Гибсон рухнул на здоровое колено, деревянная нога вытянулась в сторону, он изо всех сил удерживался, чтобы не распластаться на мостовой. Обхватив горящее горло пальцами, пытался глубже втянуть воздух в легкие. И вдыхал запах собственного страха от пота, залившего тело, словно дождь лицо.

А когда поднял глаза, Самсон Баллок уже исчез.

          * * * * * * * *

Склонившись над тазом, Гибсон старался полить водой себе на затылок, когда Алекси подошла и забрала кувшин.

– Ну-ка, позвольте вам помочь.

Она взяла тряпочку из другой его руки и принялась осторожно смывать кровь и кирпичную крошку.

– Что с вами случилось?

– Самсон Баллок явно считает, что лучший способ гарантировать доставку его сообщения – это приложить посыльного головой о стену.

Ее руки замерли.

– Это сделал Баллок?

– Ничего страшного.

– Что он вам сказал?

Гибсон медленно выпрямился. Он досадовал, что уже снял сюртук и теперь стоит перед ней полуодетым – в рубашке и жилете.

– Что он сказал? – снова спросила Алекси, не получив ответа.

Он потянулся за полотенцем, чтобы вытереть лицо и шею. Промокнул струйку, сбежавшую с волос на щеку.

– Я так понимаю, он угрожал мне? – Отложив тряпочку, которую до сих пор держала, Алекси развернулась к двери. – Что ж, тогда я пойду и объясню мистеру Самсону Баллоку, что впредь, если захочет мне что-то сказать, пусть научится говорить прямо в лицо.

– Нет! – Гибсон схватил ее за руку и потянул назад, развернув к себе.

Скулы француженки зарумянились, прекрасные карие глаза гневно сверкали.

Он продолжил:

– То, что сегодня случилось, не было попыткой запугать вас. Баллок постарался унизить меня, заставив прочувствовать его силу в сравнении с моей слабостью. Если вы сейчас к нему пойдете, то только поможете меня посрамить. Ведь тем самым подтвердите, что я не способен позаботиться даже о себе, не то что о вас.

От быстрого вдоха ее губы приоткрылись, а грудь поднялась.

– Вы же спасли мне жизнь. Я ни в коем случае не хотела навлечь на вас опасность. Но навлекла.

Он изобразил, как надеялся, самоуверенную улыбку.

– Не такой уж я беспомощный, как вы с Самсоном Баллоком, по всей видимости, склонны верить.

– Я знаю, что вы не беспомощный.

Их взгляды встретились, слились. Она все еще стояла почти вплотную к нему. В какой-то момент, совершенно им не замеченный, их разговор неуловимо переменился. Принял новое направление.

Вдруг осознав, что все еще держит полотенце, Гибсон неловко отложил его в сторону и растерялся: что теперь делать с руками.

Он болезненно остро воспринимал все, происходящее в комнате: каждый свой вздох, ток крови во всем своем теле, близость Алекси. У основания ее тонкой белой шеи бился пульс, и это было так прекрасно, что хотелось смотреть и смотреть, вечно. А затем, как только он об этом подумал, она приложила ладонь к его щеке. Наклонив голову, коснулась губами его губ, и он почувствовал, что дрожит.

И тут же сказал себе: «Не будь дураком, этот поцелуй просто из благодарности, она не может думать о тебе как о мужчине – таком мужчине, какого женщина целует из страсти и принимает в свое тело». А затем увидел дерзкую улыбку, приподнявшую ее губы, и забыл дышать.

Алекси взяла его за руку и повела в свою комнату. Одинокая свеча у кровати, противостоя хмурой серости, лила теплый золотистый свет на простое покрывало.

Он собрался заговорить, но она прижала два пальца к его губам.

– Тссс.

Отпустила его руку и сделала шаг назад, зацепив взглядом его взгляд.

Он смотрел, как поднялись ее руки, как заторопились пальцы, расстегивая платье. И вот оно соскользнуло на пол у ее ног. Следом нижняя юбка. Алекси распустила завязку и волнующим жестом растянула горловину сорочки. А затем сняла через голову.

И встала перед ним почти обнаженной, только в чулках с подвязками. Прекраснейшее создание. Кожа такая гладкая и мягкая, слегка присыпанная корицей на вершинках небольших высоких грудей. Длинные, невозможно стройные ноги, узкие талия и бедра, на стыке ног – огненный треугольник.