Почему Беларусь не Прибалтика - [7]

Ответной реакцией был уход в казаки и казаческие восстания, центром которых была нынешняя Восточная Украина, но которые затрагивали и Беларусь. А также всё возрастающее тяготение восточнославянского населения к России.

Поэтому, когда Речь Посполитая деградировала до состояния полной анархии и неуправляемости, раздел страны между немецкими странами и Россией был воспринят русинами Великого княжества Литовского как воссоединение русского народа и шанс на избавление от польского гнёта.

Этим надеждам суждено было сбыться лишь отчасти. Российская империя пыталась добыть лояльность шляхты и интегрировать её в российское дворянство, поэтому, несмотря на смену юрисдикции, на территории Беларуси и Прибалтики сохранялось польское социальное и культурное господство. В Литве, западных областях Украины и Беларуси отдельные шляхетские привилегии сохранялись до 1921 года.

Поэтому крупные восстания, сотрясавшие земли бывшей Речи Посполитой в XIX веке, были восстаниями шляхты, к которым не присоединялось коренное население — литовцы, латгальцы и белорусы (слово «белорусы» к тому времени уже вошло в употребление и было широко распространено). Более того, восставшие шляхтичи занимались террором против православных белорусских крестьян, не поддержавших бунт против Санкт-Петербурга.

В силу этого затруднительно назвать польские восстания 1830 и 1863 года борьбой за свободу жителей Литвы, Украины и Беларуси, хотя восстававшие и обещали восточным кресам широкую автономию в память о ВКЛ. Однако такие попытки сегодня предпринимаются — альтернативная история Беларуси от адептов литвинства вносит шляхетские восстания против Российской империи в летопись борьбы за освобождение белорусов от русского диктата. Разговор доходит до отрицания польской идентичности тех лидеров движения за возрождение Речи Посполитой, которые жили на территории будущих Беларуси или Литвы.

Самый яркий пример — основатель польского литературного языка Адам Мицкевич, выросший в Новогрудке (Гродненская область Беларуси) и учившийся в Вильнюсе. На этом основании, на основании строчки: «Літва! Ты, як здароўе ў нас, мая Айчына» польского классика в Литве неформально считают великим литовским, а в Беларуси — великим белорусским поэтом.

Адам Мицкевич действительно считал своей родиной Литву и называл себя литвином, подразумевая при этом, что Литва — это географический регион, входящий в состав Польши, а он, литвин, его житель. По национальности великий польский поэт, естественно, считал себя поляком: думал, говорил и писал по-польски, мечтал о возрождении польского государства.

Если говорить об идентичности, исходя из привязки к малой родине, то Адам Мицкевич был полонолитвином: жителем бывшего Великого княжества Литовского, мечтавшим о возрождении Польши, в которой Беларусь и Литва были бы частью польского государства. Другими выдающимися полонолитвинами были композиторы Михаил Огинский и Станислав Монюшко, художник и композитор Наполеон Орда, всемирно известный исторический романист Генрик Сенкевич.

Их имена увековечены в современных Беларуси и Литве, однако польские классики считаются всё же поляками. Отказ считать поляками главных национал-романтиков и борцов за национальное возрождение Польши — слишком экстравагантное решение, к которому склонны лишь наиболее маргинальные представители белорусской националистической субкультуры.

Поэтому, несмотря на отдельные попытки создания альтернативной истории, в целом шляхетское движение против Российской империи не воспринимается как борьба за независимость Беларуси и Прибалтики.

Литовский, белорусский и частично также латышский национализм XIX века были проектами преодоления польского влияния, которое не только означало социальное доминирование поляков, но и грозило ассимиляцией белорусам, литовцам и латгальцам.

Автор Конституции 3 мая, лидер борьбы за сохранение Речи Посполитой и предводитель Варшавского восстания 1794 года Тадеуш Костюшко (полонолитвин, уроженец Брестской области) писал о русинах Великого княжества Литовского: «Приучать их надо к польскому языку, пусть по-польски все их службы будут. Со временем дух польский в них войдёт. За врага будем потом считать того, кто бы не знал языка народного. Начнёт ненавидеть москаля, пруссака и австрияка так, как француз ненавидит англичанина».

Процитируем польского историка Януша Тазбира об антирусинской позиции Костюшко: «В мае 1789 года писал он в письме своему соседу (и послу трокскому на Четырёхлетний сейм) Михаилу Залевскому, что усмирение (пацификация) русинов невозможна без успокоения их фанатизма, то же можно осуществить „верным и наймягчайшим способом“, а именно „объединяя их праздники все с нашими, пусть один будет календарь, постараться чтобы попы могли служить литургии по-польски“»[6].

«Кто меня называет белорусом — пусть это будет на его совести», — писал в начале ХХ века минский коммерсант, депутат Государственной думы Российской империи Эдвард Войнилович, считавший себя, разумеется, поляком. Белорусские националисты делают своим кумиром и считают национальным героем Кастуся Калиновского — одного из лидеров восстания 1863 года, говорившего белорусским крестьянам: «Помните, вы на польской земле живёте и польский хлеб едите».